К счастью для Маньки духота сморила мужика и Ефима, которые задремали, а потом и вообще крепко уснули. Мужик всхрапывал через длинные паузы, а Ефим, к немалому Манькиному изумлению, сопел как ребёнок, причмокивая во сне. Это причмокивание и сопение наполнило и без того расплавленное влюблённостью сердце Маньки, какой-то непереносимой нежностью, что она даже прослушала последние две фразы своей новой товарки.
Меж тем, незаметно сон сморил и их, тем более что за окном уже темнело и вагонный керосиновый фонарь только добавлял пространству вагона новой духоты.
4.
Проснулись Ефим и Манька от того, что «серая бабёнка» трясла их поочерёдно за плечи.
– Чё спим-то?! Приехали!
Манька просыпалась с трудом, норовя снова провалиться в тяжёлый душный сон, но тут до неё дошла холодная морозная струя из открытой вагонной двери, и она, тряхнув головой, окончательно взбодрилась.
Ефим просыпался тоже тяжело. Всю ночь он спал сидя, к чему никак и нигде не мог привыкнуть. От неудобной позы тело затекло и было как будто ватным.
За окном был заснеженный Московский вокзал. С перрона покрикивали носильщики. Их голоса перемежались с зазывающими возгласами извозчиков.
Манька смотрела на большой город во все глаза. У неё перехватывало дух и от морозного воздуха, и от обилия впечатлений.
Ефим, понимая, что его спутница находится в ошеломлении, крепко взял её за руку и повёл по перрону к тому месту, где было определено стоять извозчикам.
– Сколько до Литейного возьмёшь? – сердито спросил он у крайнего лохматого извозчика, также сердито осматривающегося по сторонам.
– Двои? За двоих 10 копеек дашь.
Ефим согласно кивнул и, подсадив Маньку, сел рядом с ней на пассажирские места в высоких санях и укрыл её и себя до пояса большим полушубком, лежащим в санях для этого случая.
– Но! – извозчик натянул поводья и взмахнул над парой лошадей кнутом. Те послушно тронулись и потом уже бежали так ладно, да ловко, что и вовсе не нуждались ни в каком понукании.
– Ой, Ефимушка, глянь, лошадки-то каковы! Умные, справные лошадки! И город-то каков! Сколько много здесь всего! – не могла удержать восхищения Манька, выворачивая шею то направо, то налево, желая рассмотреть всё и сразу. От этого у неё в голове все впечатления путались, не оставляя, в конечном итоге, совсем ничего, только один пёстрый шум.