– …об одном лишь прошу… – упрямо продолжает он.
– И просишь и просишь, – вздыхает вдруг насмешливый голос. – И принимаешь и принимаешь. А что за хозяева-то, Вран из Сухолесья?
И на полянку выходит она.
Тёмные, почти чёрные глаза, не убранные в косу тёмные волосы до пояса – да и пояс-то странный, кожаный и широкий, а вместо тёплого зимнего платья – чудные, тоже кожаные и высокие штаны. Сапоги на меху, но больше нигде меха нет – нет даже шерстяной накидки, только короткая рубаха, заправленная в штаны. Врану становится холодно от одного взгляда на неё.
Хотя куда холоднее? Вран стоит перед ней и вовсе без одежды.
Девушка рассматривает его без всякого смущения, даже с любопытством. Молодая, ровесница. Тонкая и стройная – и всячески эту стройность своим странным нарядом подчёркивающая. На ночницу вроде бы не похожа. Вран ночниц не встречал, но знает, как они должны выглядеть – точно не так.
Тогда кто?..
– Ну что ты, онемел? – спрашивает девушка сочувственно.
Вран косится себе под ноги. Лежит на снегу его бережно сложенная шерстяная рубаха, две пары штанов, потрёпанный овчинный тулуп, шапка, онучи да мягкие сапоги. Стынет отвар из тирлич-травы. Если Вран сейчас замешкается, да ещё и заболеет, в деревне его по головке не погладят: начинается подъём зимнего плотничества, вече решило срочно утеплять дома, пока напавший на общину холод не освирепел окончательно, и на счету каждые руки. На Врана с его постоянными отлучками и так смотрели косо всё лето и осень: молодой, здоровый парень, а всё своими волколаками грезит и остальным покоя не даёт. Ну не дано тебе в волка обращаться, прими это уже и делом займись.
Вран и занимался. Своим собственным, куда более важным, чем у других, делом.
– Погоди немного, красавица, – говорит он, подхватывая со снега горшочек с отваром.
– Красавица?.. – озадаченно переспрашивает девушка.
Вран не знает, лесной ли это дух, пришедший заворожить его и утащить в чащу, или просто диковинная гостья из соседней общины (хотя какие гостьи гуляют по лесу в полночь?), но Вран знает кое-что другое: даже самой озлобленной русалке, желающей тебе только плохого, будет приятно доброе слово. У Врана таких русалок – полдеревни; не настоящих, конечно, Вран их так про себя называет, но обращаться он с ними умеет. Даже привередливая зелейница в конце концов помогла ему почти задаром, хотя поначалу лишь посмеивалась и от его мёда отмахивалась.