– Сдашь завтра, – отвечает мама максимально равнодушным голосом.
– Но сегодня последний день!
– Смотри, – говорит она и достает телефон, – ты идешь к врачу, а я звоню в школу и договариваюсь, что работу ты сдашь завтра. У нас уважительная причина.
– Они не будут делать исключения.
– Ради тебя будут. Поверь, школе не нужен скандал.
Папа открывает дверь, и меня запихивают во чрево кита. Спасайся, кто может.
Тик. Тик. Тик. Уродские часы на уродской стене уродского кабинета капают мне на мозги. В этой могильной тишине, пока очередная психологиня листает на компьютере «историю моей болезни», движение секундной стрелки становится просто невыносимым. Еще чуть-чуть, и я точно поеду кукухой. И санитаров вызывать не надо – вот же они, прямо напротив. Как она сказала ее зовут? Лиза? Лана? Леля? Замечаю на столе визитку, наклоняюсь вперед, чтобы рассмотреть мелкий шрифт, и случайно читаю вслух:
– Лилия Тризна.
– Александровна, – добавляет она, не отрывая взгляда от монитора.
– Ненавижу отчества.
Лилия поднимает на меня глаза и смотрит так, что приходится ответить.
– Ну старит же! Как будто вы 60-летняя учительница. А вам 40 – слишком рано для отчества. Разве обращения на вы недостаточно, чтобы выразить официозное уважение?
Она усмехается и возвращается к невероятно захватывающему чтению моей биографии.
– Мне 32.
– Ааа.
Я снова и снова проверяю телефон, но никаких сообщений нет. Даже Крис не спрашивает, почему я пропустила школу. Все это настолько утомительно и скучно, что мне ничего не остается, как крутиться туда-сюда на стуле до головокружения.
Откуда-то доносятся звуки музыки. Я напрягаю свой слух, пытаюсь разобрать слова. Музыка совсем рядом. Она звучит в этой комнате. Waiting… here… for you… О нет, это Richard Marx «Right Here Waiting». Терпеть не могу эти сопли. Но музыка становится все громче и, смешиваясь с тиканьем секундой стрелки, превращается в адский коктейль для моих ушей.
– Выключите! – кричу я и вскакиваю со стула.
– Что выключить? – спрашивает Лиля.
– Музыку! Выключите эту чертову музыку!
Лиля щелкает мышкой и отрывается от монитора. Наконец-то она готова увидеть меня, а не чужие буквы обо мне.
– Ты слышишь музыку? Прямо сейчас?
– Да. А вы нет?
Я успокаиваюсь и сажусь обратно на стул. Если музыка играет только в моей голове, об этом нельзя говорить. Это уже пахнет шизофренией. А значит, меня точно заберут в дурку.