– А все, больше не играет, – говорю я. – Вы бы сходили к врачу, слух что ли проверили бы. В таком возрасте уже пора.
– Откуда у тебя синяки, Соня?
От резкой смены темы мне становится неуютно. Музыка, что только что разрывала на части, затихает и только секундная стрелка нарушает тишину.
– Все зовут меня Софа, – говорю я.
– Хорошо, Софа. Так откуда у тебя синяки?
Я молчу.
– Тебя бьют родители? – спрашивает Лиля.
– Нет, – отвечаю я и делаю вид, что рассматриваю лиловые цветочки на обоях. Это единственный кабинет в больнице, который не пахнет больницей.
– Ты сама причиняешь себе вред?
– Нет.
Да.
– Ты боишься прожить свою жизнь зря?
– Нет.
Да.
– Тебе кажется, что ты постоянно кричишь, а тебя никто не слышит?
– Нет.
Да.
– Тебе кажется, что твои потребности игнорируют?
– Нет.
Да.
– Хм.
Лиля открывает блокнот и что-то пишет, но я не вижу, что именно. А затем снова возвращается к допросу.
– Так откуда у тебя синяки?
– Я не знаю! Сколько еще раз повторить? – говорю и погружаюсь в телефон, делая вид, что листаю ленту.
– Почему твой школьный психолог считает, что у тебя есть склонность к суициду?
– Не знаю.
Лиля встает и подходит ко мне. Она выхватывает из моих рук телефон и кладет его на стол экраном вниз.
– Софа, я, правда, очень спокойный человек, и вывести меня из себя практически невозможно. Но есть одна фраза, от которой я просто зверею. Это – я не знаю. Потому что, Софа, люди все знают. Ты можешь обмануть кого угодно, даже меня можешь обмануть. Только себе не соврешь, понимаешь? И пока ты замалчиваешь свои проблемы, мы не сдвинемся с места. Мы будем встречаться снова и снова, я буду наступать на твои мозоли и танцевать на них чечетку до крови. Если хочешь, чтобы это все поскорее закончилось, просто начинай говорить.
Я хочу, чтобы это все поскорее закончилось. Поэтому сглатываю и говорю как есть:
– Это из-за моих рисунков.
– Что на них изображено?
– Люди, животные, природа, дома.
– И что же с ними не так?
– Они…
Я тянусь за своим телефоном, нахожу в галерее фото и протягиваю Лиле.
– Они мертвые.
Лиля рассматривает рисунки, приближая их на экране телефона. Она не истерит, не кричит от ужаса и не хватается за волосы. В ее взгляде нет ни осуждения, ни страха.
– Красиво, – говорит Лиля, после чего возвращает мне телефон и садится обратно за стол.
– Правда?
Она делает какие-то пометки в блокноте и, игнорируя мой вопрос, спрашивает: