Затем пейзаж и вовсе исчез. Растворился в пыли.
Она застилала взгляд, лезла в нос и рот. Противно скрипела на зубах.
Взрыва не было.
Над усадьбой, где расположился штаб, и что нависла мезонином прямо над бухтой, воцарилась тишина. Слышались только крики птиц. Ласточки и стрижи носились над водой. У самого берега, где песчаный яр.
Мерно плескали волны. Им всё равно, что люди пытаются уничтожить друг друга.
– Эка докинули бонбу, – проворчал ординарец, по-вологодски напирая на «о». – Важно. Видать, есть среди басурман заправские пушкари.
Виталий Сергеевич пожал плечами, надеясь, что подчиненные не заметили его бледности:
– Это англичане, не турки. Напротив нас, братец, артиллерийская батарея их третьего экспедиционного корпуса. Там, на курганах. А левее, где лысая гора – французы.
Он поглядел по сторонам. Пыль медленно оседала.
Оконная рама исчезла, словно её удалили скальпелем. Красно-белая портьера валялась на полу окровавленным бинтом. Чёрт побери, не зал, а какая-то операционная!
Некрасов отогнал неприятное сравнение и вздохнул. Эх, надо бы проведать раненного капитана.
– Кто-нибудь, унесите ядро, – майор устало потёр глаза. – И накройте дыру в паркете. Возьмите, что ли, ковёр в соседней комнате. Белобородов, помоги.
Вот тебе и безопасный тыл…
Он успокаивал себя мыслью, что стены усадьбы, где писари расположились ещё с октября, обшиты дубовыми досками. А его личный кабинет и кабинет полковника Хрусталёва – патентованными бронелистами. Попадание в окно – редкое явление. Маловероятно, что это повторится…
Виталий обвёл взглядом крепкие стены. Кое-где на бархатной обивке угадывались пятна – следы затопления.
Усадьбу Потёмкина выстроили в прошлом веке. И почти сразу забросили. Местные прозвали её избушкой утопленников.
Какой-то умник выстроил дом у самой береговой линии. Вода зачастую поднималась столь высоко и столь быстро, что из спален не раз вынимали спящих. Бедолаг, что едва не захлебнулись прямо в кровати. Под бархатом и шёлком расписных балдахинов.
Виталий поёжился. Чёртова вода. Вновь она является к нему в кошмарах.
Смерть всегда приходила в сей дом со стороны моря. То штормовым порывом, то, как сейчас, чёрными волнами вражеских армий.
Когда началась осада, усадьба прозябала в репейнике и крапиве.
Решением ныне покойного адмирала Корнилова одну её половину отдали под канцелярские нужды, другую – оба флигеля и подвальные помещения – под лазарет.