и даже стрекочу, перелетая
с кинжала на кинжал заледенелый.
А парус неприкаянный – алеет,
качается тихонечко
и тает.
НЕПРЕОДОЛИМАЯ ВЕСНА
Куда идти, когда ещё светло,
но кажется, что день отяжелел
и прошлое разносится как сор
и не принадлежит уже земле,
цепляется к скрипучим башмакам?
Я знаю, что чудес на свете нет.
Смотрю ли я на вышарканный снег
с прожилками январской мишуры,
на спины голубей, который век
вкушающих хрустящие дары, —
достаточно любого пустяка,
и ты воспламеняешься во мне,
но не горишь. Куда же мне идти,
когда в моём весеннем полусне
включается движением одним
такое притяжение земли,
что гаснут торопливые шаги
и голос исчезает, не успев
ни вскрикнуть, ни словами осадить
воркующие птичьи патрули?
И вот теперь я вечно жду гостей —
и днём, и там, на обороте дня.
Ко мне прийти легко – здесь нету стен,
лишь непреодолимая весна.
ЗАБЛУЖДЕНИЯ
Вдохновение: Ю. Пундик «Лампадка»
Молчала. Притворялась, что не слышу
слова,
слова, которые горчат.
Вышагивали голуби по крыше,
тяжёлыми подковами стуча.
И ветер разрастался понемногу
и что-то там насвистывал, когда
я тихо умирала, но, ей-богу,
ни капельки не жаловалась.
Да,
я их любила, ложь и заблужденья,
и вечер, дурно пахнущий бедой.
По улочкам, до головокруженья
в два счёта доводящим, за тобой,
сама себя калеча и врачуя,
бежала, мой придирчивый герой.
И облако отбрасывало в Чую,
кривлявшуюся прямо подо мной,
замёрзший дождь, пустой, остроконечный.
Что сеешь, тем и будешь после жив.
…Я ничего не сеяла, конечно,
помимо заблуждения и лжи.
НИКТО НЕ ЖИВЕТ
Во тьме, у которой на лбу
пульсирует венка реклам,
смолишь от безделья бамбук,
пейзаж оживляешь слегка.
Не ждёшь ниоткуда беды.
А впрочем, и счастья не ждёшь.
Следишь, как взбирается дым,
следишь, как спускается дождь
по нерукотворной тебе.
Где небо сегодня, где плёс?
Незнамо.
Плывёшь по судьбе.
Не стоишь ни смеха, ни слёз
того, кто глядит в никуда,
однажды пробравшись в киот.
Тьма вовсе не страшная. Да.
В ней просто никто не живёт.
ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ
Когда к тебе тянулась из земли,
хватаясь за колышущийся воздух,
чуть слышно перестукивались и
потикивали собранные в гроздья
рябиновые яблоки.
Они,
наполненные горечью и сталью,
ныряли в зиму,
плыли,
из зимы
выныривали.
Всё перерастали.
Я тоже целый мир переросла,
тобою год больная (это много),
и чёрствый день от первого числа,
голодные потёмки от второго.
Блуждала на негнущихся ногах,