Поэты Латинской Америки и России на XI международном фестивале «Биеннале поэтов в Москве» - страница 11

Шрифт
Интервал


Уже давно я стал лишь фигурой, выходящей
на рассвете из тумана.
Я никогда не ездил на поезде ни к горам, ни к морю,
ни в соседнюю страну, ни вообще куда-либо.
Этим утром мне не захотелось возвращаться, и я больше никуда не вернулся.
С тех пор я помню немногое,
я только твёрдо уверен, что, как и я,
все те поезда тоже выходят из тумана.
(Перевод Наталии Азаровой)

Поэзия, в которой барочность переплетается с сюрреализмом, развивается на разных участках Латинской Америки – от Мексики до Аргентины. Барокко – очень важная страница истории испаноязычной литературы: испанский «золотой век» был барочным. Но для латиноамериканских стран барокко приобретает едва ли не большую важность как своего рода точка отсчёта для испаноязычной культуры региона. Расцвет ультрабарочной архитектуры чурригереско в Мексике, поэзия сестры Инес де ла Крус – это та латиноамериканская древность, которая служит источником постоянных аллюзий, куда более понятная, чем культуры доколумбовой Америки, часто кажущиеся опасными и угрожающими.

Эта тенденция объединяет достаточно разных поэтов, общее для которых – готовность смешивать вымысел с реальностью, следование риторической структуре фразы, рождающей новые и новые метафоры, нагромождающиеся и переплетающиеся, стремительно уводящие от трагического к смешному и обратно. Всё перечисленное можно найти в поэзии перуанского автора Нильтона Сантьяго, занимающегося своего рода археологией повседневного языка: он раскрывает те метафоры и метонимии, которые потенциально скрыты в речи, но редко явлены, сплетая из них многомерный лирический сюжет. Эта поэзия немного напоминает стихи Сесара Вальехо, который, видимо, в целом остаётся одной из центральных фигур для перуанской литературы, но жёсткий, энергичный стих Вальехо у Сантьяго становится текучим и пластичным, словно бы меланхолия побеждает революционный порыв, а вместо активного сопротивления остаётся лишь следить за сменами политических сезонов. Одновременно это поэзия безудержной фантазии, где реальность преображается до неузнаваемости.

Отчасти похоже устроены стихи аргентинского поэта Эдгардо Добры, в последние годы живущего в Барселоне. Поэзия Добры тесно связана с барочной эстетикой, хотя для аргентинского поэта это почти вызов: в отличие от Мексики, здесь не было самостоятельной и мощной барочной культуры. Стихи Добры – это чаще всего ироничные зарисовки, где среди повседневного быта вдруг проступает яркая, резкая деталь, переворачивающая всю картину. Это поэзия пуанта, интеллектуального остроумия, в ней нет безудержной фантазии Нильтона Сантьяго, но есть глубина – когда вынесено за скобки больше, чем сказано. Добры – один из немногих серьёзных поэтов, решающихся писать сонеты, стилизуя их под старую барочную эстетику. Кроме того, он видит себя в ряду других аргентинских поэтов еврейского происхождения: среди таковых, например, Алехандра Писарник (1936–1972) – одна из наиболее ярких аргентинских поэтесс второй половины XX века, для которой сюрреалистическая поэтика была способом подчеркнуть двойственную идентичность выходца из еврейской семьи, живущего в Латинской Америке и не пишущего по-испански.