Кто эта женщина? Как ее звали? Бывшая подпольщица? Нет, не помню. Ужас свой помню. Страшные ее рассказы. Неужели вот этот закопченный угол пещеры был госпиталем? Здесь кого-то оперировали? Приспособление для сбора воды. По капелькам собирали. И делили: детям, раненным и больным, старикам и старухам. А это дырка, через которую немцы пускали газ? И остатки кирпичной маленькой стенки – кто-то из горожан предупредил, они замуровались…
Знают ли нынешние керчане, кому они обязаны высоким званием “Город-герой”? Думаю, нет. Кто на этой безжалостной земле замечает “маленьких» героев?”»
И еще процитирую М. Рощину:
«Чтобы память о защитниках керченских каменоломен была оценена, Серман не жалел ни времени, ни сил, ни денег. Что уж там, в высоких сферах, диктовалось – не знаю. Но молчали. Не говорили. И не разрешали. Более того, знакомые чуть не падали в обморок от смелости этого отважного человека: “Боря, куда ты лезешь? Тебя ж посадят!” Не посадили. Даже из партии не исключили, хотя собирались. Но строгий выговор за дерзость получил. Поддерживали и помогали писатели. Не только крымские. Автор “Брестской крепости” Сергей Смирнов».
Со своей стороны могу подтвердить, что решающую роль в этом деле сыграла поддержка писателя С. С. Смирнова. Человека, получившего широчайшую известность выступлениями по Центральному телевидению с рассказами о неизвестных героях.
Об Александре Петровиче Ткаченко
Может быть, мне мерещится, но, по-моему, я видел Александра Ткаченко, еще когда он играл в футбол за команду «Таврия», и было это на стадионе «Локомотив». А вообще-то мы познакомились в 70-х годах. Тогда он уже закончил свою бурную, но короткую футбольную карьеру из-за серьезнейшей травмы позвоночника. Один на один мы общались с Сашей (его все называли Ткачом) не очень часто, больше в кругу компании друзей. Хотя я не раз бывал у него в доме на Севастопольской улице, точнее небольшом домике, расположенном через дорогу, наискосок от теперь бывшего Симферопольского военно-политического строительного училища. Хорошо помню его мать – крымчачку по национальности. Наши контакты продолжались до отъезда Александра в Москву на Высшие литературные курсы. Прозвище «крымский мустанг», данное Андреем Вознесенским Ткаченко, очень меткое, а он напоминал д'Артаньяна из «Трех мушкетеров». Большое впечатление производила его цельность, открытость и искренность при скрытом большом внутреннем напряжении. Невозможно представить, чтобы он мог лицемерить. Нас сближали любовь к поэзии, диссидентские настроения и интерес к науке. Я к тому времени закончил мехмат ХГУ, а Саша имел в своем активе два года на физмате в симферопольском Пединституте. Помимо всего прочего, его интересовали вопросы, связанные с ядерной физикой, теорией относительности, математическим понятием безконечности. Они каким-то образом переплетались с поисками духовной сущности, первоосновы мира. Эти темы нередко всплывали в его стихах.