– Что, совсем никого не эвакуировали?
– Нет, все внутри остались. Теперь братской могилой вместе с этим корытом на пути к звезде. Хайтауэр, сам представляешь, рвёт и мечет, план по металлу полетел, а тут, – Анри не скрыл злорадной улыбки: завтра нас своим визитом осчастливит сам мистер Ван Канселас, как тебе такое?
– Что? Член Совета директоров? – не поверил он своим ушам: Зачем?
– А я почём знаю, Джон? Мне он не докладывал. Может скучно ему стало, вот и прикатил на своей яхте. Он же спортсмен-яхтсмен, Джон. А какая это красавица, – мечтательно улыбнувшись, откинулся на спинку стула Ройс: Спецзаказ, титановый корпус, двигатели Кадзияма и роскошь не доступная таким, как мы. И этот гад, Джон, он ходит на ней один. Лучше такой лодки, только наш Рыжик. Улыбнись, Хельга, прошу. Порадуй дядюшку Ройса.
– Отстань от неё, Анри, сколько раз тебе говорить? Доктор Ламберто ещё не приходил?
– Ревнуешь, жалкий собственник? Нет, наш штатный эскулап ещё дрыхнет. Значит, сегодня последний раз? Не боишься?
– Чего? – не понял Джон приятеля.
– Что она всё вспомнит и… ну ты понимаешь, – замялся Анри: Вот моя Дороти, хорошая баба, но иногда вспомнит что-то из своего прежнего, до Исхода, уйдёт в угол и плачет. Спрашиваю, что да как, почему глаза мокрые. Она молчит, а я места себе не нахожу. Всё думаю, вдруг у неё какой тогда, прежде, хахаль был, а его тоже возьмут и реанимируют. И к нам, на станцию, – его последняя фраза почти утонула в оглушающем гуле первого сигнала ревуна, оповещавшем о скором начале трудовой смены: Слышишь Джон, пора зарабатывать крипт для мистера Ван Канселаса и всей честной компании директоров.