Торм пожал плечами:
– Ощущение – как обычно. Будто должен был отправиться в путь уже вчера.
…Дорога из городка Мидлвэй на самом крайнем востоке Пермской губернии, у подножья Уральского хребта, была плохонькой. Не дорога, а разбитая колея, по которой можно передвигаться тремя способами: пешком, на телеге или на внедорожнике. Торм шел пешком – ни телеги, ни внедорожника у него не было.
Мидлвэй на границе здешних лесов возник лет пятнадцать назад. Тогда из-за кризиса финансовой системы в Америке дети русских эмигрантов потянулись на родину предков. Часть из них забурилась в самую глубинку – чтобы разбогатеть на выращивании новых видов древесины. Увы, сделать бизнес у блудных сыновей и дочерей России не получилось – взятки и поборы заели. Пришлось им переквалифицироваться в фермеры. ТАМ эти милые люди почитали себя русскими. Торм дружил со многими из них и порой встречал в семейных альбомах любопытные фото: домашняя обстановка под лапотную допетровскую старину, фартучки-сарафаны, вышитые прихватки и рушники на кухне.
В России, когда первые невзгоды выбили из них романтические настроения, все поменялось с точностью до наоборот. Сейчас большинство русских американцев носило штаны с помочами и широкополые ковбойские шляпы. Они бы еще и резинку жевали, но до ближайшего стоматолога от Мидлвэя было три часа езды, а пломбы и российская жвачка – вещи не совместимые.
Торм возвращался в Мидлвэй регулярно, чтобы повидаться с Ясоном. Тот обитал в этих краях уже лет десять, прибыл в тихое местечко незадолго после появления первых переселенцев. Как Ясона звали по-настоящему, Торм не знал, впрочем, это не имело значения. Когда кто-то вступает в братство, он получает новое имя – все равно, какое, это просто символ того, что ты отказался от прошлого ради будущего. Торм стал Тормом тридцать лет назад, когда Ясон натолкнулся в больнице на покалеченного парня с ранней сединой в волосах, без мизинца на левой руке, без проблеска воспоминаний. И самое страшное – без нитей судьбы. Ясон выходил его и помог вспомнить часть прошлого: кое-что из детства и юности. Но этого было слишком мало, чтобы восстановить картину. Так что для него имя Торм было единственным настоящим – не считать же таковыми те, что указаны в десятке "липовых" паспортов.
Поначалу Торм пытался, было, узнать хоть что-то о своей семье, но вскоре забросил это занятие. В душе жила неистребимая уверенность, что в этом мире он – один. А раз так, то кого он рассчитывал найти?