Каждое утро я с ужасом шла в школу. И каждый день смотрела, как девочки уходят домой, а меня никто не ждет. Так прошел восьмой класс.
Эту историю я мало кому рассказывала. Признаться, моя мама узнала о ней, когда у меня уже были дети. Долгие годы я вспоминала все пережитое и не могла понять: почему так поступают с человеком? Зачем? Ответов я так и не нашла. Но однажды, когда ехала на работу в трамвае зимой я вглядывалась в замерзшее окно и вдруг увидела мысленно себя тогда. В этом горчичном бабушкином платье и розовой кофточке из гуманитарной помощи. Мысленно посмотрела на эту девочку и мысленно попросила у нее прощения за все. И простила ее. Это было очень больно. Но очень надо.
Я не знаю, стала ли эта история триггерной. И она ли включила программу ненужности и никчемности. Она ли поставила блок «лучше не высовываться, а-то хуже будет». Возможно, это был самый яркий пример, пиковая ситуация, которая запустила многие процессы во мне в следующей жизни.
К слову, со многими моими одноклассниками я общаюсь по сей день. И зла на них совершенно не держу. Правда, до сих пор есть один человек, которому я совершенно не готова помогать, если он попросит о помощи. И как мне кажется, не ступлю шага в его сторону, пока не извинится. Возможно, это был один из первых моих учителей. Возможно, наши души изначально договорились об этом опыте. Но это та ситуация, когда я совершенно не хочу об этом думать.
Помню, когда мне было 14 лет, я впервые выпила. В школе после дежурства. Это сейчас мамочки запрещают использовать детский труд, подписывают бумаги, чтобы их дети ничего не делали в классе. Тогда все было иначе. Наш класс был разделен на бригады. У каждой – свой собственный день на неделе, когда каждая бригада подметала и мыла пол в классе. И не швабрами, а самыми обыкновенными руками. Наш день был четверг. И вот в тот четверг кто-то почему-то решил, что во время дежурства надо непременно выпить. Моя одноклассница в тот вечер надралась так, что мы тащили ее на себе до дома. По пути мы зашли в подъезд к однокласснику, чтобы привести ее в чувства. Но не очень это получалось. Я смотрела на это все и думала, что это все как-то очень странно, некрасиво, неудобно. Мы еле дотащили ее до дома. На следующий день были жуткие разборки. И в школе. И дома. Удивительно, но чуть позже произошла ситуация, которая никак не связана с этой, но получила я не менее щедрых воспитательных бесед. Я впервые побрила ноги. Папиной бритвой. И отхватила немало впечатлений. Таких, что до сих пор вспоминаю, как мама грозила, что у меня теперь всегда будут очень толстые волосы на ногах, от которых ни за что не избавиться.