– Как держится Мэри? – спросил он хриплым шепотом.
– Боюсь, неважно, – покачал головой доктор.
– Очень жаль!
– Да, к несчастью…
Они спустились на одну ступеньку.
– Я не видел ее в зале суда, – заметил Ансвелл, почти не разжимая губ. – Она будет выступать свидетелем?
– Только не свидетелем обвинения. – Доктор Хьюм с любопытством посмотрел на своего спутника. – А почему они не вызвали вас?
– О нет, мне это ни к чему. Да и защите я не нужен. Ничем не могу помочь кузену. Я приехал, уже когда он… потерял сознание. Бедный Джим. Мне казалось, он сделан из более крепкого материала. Разумеется, он совершенно безумен.
– Поверьте, я вам весьма признателен, – пробормотал доктор Хьюм, быстро оглядываясь через плечо, – и сам хотел бы подтвердить это под присягой… Однако у прокурора остались на этот счет некоторые сомнения, да и сам обвиняемый говорит… – Он замолчал. – Надеюсь, вы на меня не в обиде?
– Нет. О нет. Однако вам нужно знать, что в нашей семье имелись случаи безумия. – Они миновали почти целый пролет. – Ничего особенного, конечно. Легкое помрачение рассудка несколько поколений назад. Интересно, чем его сейчас кормят?
– Кто знает? – ответил доктор и тут же процитировал: – «Он горькую сегодня пьет, – ему в ответ капрал»[13].
– Какого черта, – тихо произнес Ансвелл, – при чем здесь армия?
– Это было сказано для красного словца, мой друг. К тому же я не знал, что вы по-прежнему связаны с армией, – озабоченно проговорил доктор. Они остановились под высоким куполом центрального зала с его тусклыми фресками. Теперь доктор Хьюм был настроен весьма доброжелательно. – Будем откровенны: все это весьма печально. Вам известно, что я потерял брата. Однако жизнь продолжается; как говорится, мужчины должны работать, а женщины – скорбеть. Кажется, нам стоит поскорей забыть об этом неприятном деле, не так ли? До свидания, капитан. Не будем пожимать руки у всех на виду; в сложившихся обстоятельствах это покажется непристойным.
После этих слов доктор поспешил скрыться в толпе.
Жизнь окончил Дэнни Дивер, похоронный марш трубят…
Полк построился в колонны, нас уводит капитан….
Было что-то в атмосфере этого места, что настраивало людей на морализаторский лад. Возможно, поэтому эти строки проносились в моей голове, однако неожиданное и приятное появление Лоллипоп, светловолосой секретарши Г. М., которая пробиралась к нам сквозь поток людей, в мгновение ока рассеяло наваждение. Лоллипоп остановилась перед нами как раз в тот момент, когда покрасневшая Эвелин (она была невероятно привлекательна) говорила мне: «Ради всего святого, пойдем отсюда…»