Зеркон вышел из подъезда, широко раскинув руки, будто хотел обнять этот грязный, неуклюжий мир. Его тело было жалким, дряблым и слабым, но уже начало слушаться. Он чувствовал, как мышцы с трудом подчиняются новым движениям, как медленно приходит осознание возможностей этого тела. Было неприятно ощущать липкую кожу, влажные от пота ладони, отяжелевший живот, который при каждом шаге слегка подрагивал. Но это не имело значения.
– Тупое, неуклюжее, но… сойдёт, – пробормотал он, пробуя голос.
Он провёл рукой по лицу, задевая пухлые щёки, двойной подбородок, криво растущие волосы на макушке. Всё это казалось неестественным, но было его новым сосудом. Важным было лишь одно: он здесь, а этот мир даже не подозревает, кого только что принял в свои ряды.
Шаги привели его к тёмному перекрёстку, где притаился маленький киоск с шаурмой. Внутри, за жирным стеклом, стоял уличный продавец – худой, с покрасневшими глазами, в засаленной куртке. Его лицо напоминало замученного жизнью пса, которому в очередной раз не повезло с хозяином.
Зеркон остановился, разглядывая его.
– Чего надо? – буркнул продавец, не поднимая глаз от прилавка.
Он был уставшим, равнодушным, таким, каким становятся люди, привыкшие работать ночами ради копеек. Зеркон не ответил сразу. Он сделал шаг ближе, облокотился о стойку и пристально посмотрел в глаза этому несчастному человеку.
– Посмотри на меня, – сказал он, голосом, который был и мягким, и вязким, как патока.
Продавец поднял взгляд. В этот момент его лицо дёрнулось. Веки задрожали, зрачки расширились. Он внезапно затрясся, как будто сквозняк проник ему под кожу, охватив каждую мышцу.
– Что… – выдохнул он, но не смог договорить.
Его руки взметнулись к лицу, пальцы с силой впились в кожу, царапая, раздирая, забираясь глубже. Губы его искривились, из горла вырвался судорожный всхлип, переходящий в надрывный визг, а затем он начал выдавливать себе глаза.
Зеркон наблюдал с ленивым любопытством, как ногти продавца рвут веки, как пальцы, подчиняясь приказу, копаются в орбитах, оставляя на лице кровавые борозды. Вокруг всё ещё оставалась та же равнодушная Москва – проехало такси, за углом кто—то громко засмеялся, шелестела мусорная урна, в которую выкинули пустую бутылку.
Мир не замечал того, что происходило здесь, в пятнах бледного света.