Семь жизней одного меня - страница 18

Шрифт
Интервал


Под впечатлением ощущения хрупкости нашего бытия я впоследствии написал стихотворение «Хуторок».

Однажды, уже не в первый раз перечитывая с целью редактирования мой клип, Иринка сказала с некоторым сомнением:

– Знаешь, твой «Хуторок» уж больно мне что-то напоминает, наверное, из Некрасова.

Стали искать по интернету. Но ни у Некрасова, ни у Кольцова похожего стихотворения не было. Не отыскалась и подобная фабула: ожидали живого отца, а принесли гроб.

Поэтому, мы с женой решили, что просто у меня неплохо получилось стихотворение под старину.


Ночью в степи тишина и безлюдье,

Робкий горит огонёк.

Стёкла в окне разрисованы вьюгой.

Тихо стоит хуторок.

– Мама, а скоро наш папа приедет,

Долго нам ждать ещё?

– Скоро, уж скоро, милые дети,

Месяц давно прошёл.

Тане подарит он новую книжку,

К лету – цветной сарафан.

Ване сапожки, коньки и штанишки.

Папа всё знает сам.

Ночью в степи тишина и безлюдье,

Робкий горит огонёк.

Стёкла в окне разрисованы вьюгой.

Тихо стоит хуторок.

– Папа приехал, ведь я говорила!

Слышишь полозьев скрип?

Люди чужие дверь отворили,

Гроб с телом отца внесли.

Ночью в степи тишина и безлюдье,

Робкий горит огонёк

Стёкла в окне разрисованы вьюгой.

Тихо стоит хуторок.


Постепенно мы с отцом все больше начали переходить на рыбалку. Дичи в окрестностях Мукачево становилось все меньше, а, кроме того, надо было чем-то заполнять досуг с весны до осени. Я готов был вставать в какую угодно рань, чтобы мчать почти в полной темноте на подростковом «Орленке» рядом с отцом, ехавшим на взрослом велосипеде, стремясь не опоздать на утреннюю зорьку. Отец научил меня пользоваться «внутренними» часами: загадывать желание, во сколько часов нужно проснуться, и мы никогда не просыпали, хотя и не заводили будильник.

Сколько себя помню, отец, когда мы были на природе и позволяли обстоятельства, рассказывал случаи из своей жизни. Это были немудреные истории, действительно из его жизни, которые никогда не заключали в себе морали в чистом виде. Отец вообще никогда не пытался меня «воспитывать», ни в раннем детстве, ни тем более, когда я был постарше. И еще, он никогда не рассказывал о войне или о своей службе на границе. Но зато я много раз слышал историю о том, как его старшина пытался отыскать, с чем же можно есть трофейную мазь с приятным запахом, которая оказалась солидолом. Он не рассказывал подробно, как мерз в окопах на Калининском фронте, в болотистой местности, по колено в воде, но с удовольствием вспоминал как однажды там же в Калининской, ныне Тверской, области на утлом плотике наловил целый котелок раков.