Даже готовая увидеть постер, видевшая его сотни раз (деньги собирали на лечение детской лейкемии, на фото был истощенный малыш), Венди вздрогнула. Фотографию сопровождала надпись: «Венди Эйзенберг, член Чикагского общества женщин-филантропов». Инженер-робототехник определенно повременил бы жертвовать на детишек, если бы узнал, что организаторша, женщина бальзаковского возраста, обжимается с его двадцатидвухлетним сыном. Впрочем, потряс Венди вид собственной фамилии, особенно несоразмерная загогулина в «g». Ее до сих пор коробит, потому что раньше всегда писали: «Венди и Майлз Эйзенберг».
Венди попятилась от своего ухажера в смокинге, попыталась улыбнуться:
– Разве я похожа на устроительницу подобного мероприятия?
– Как твоя фамилия?
– Соренсон, – без запинки ответила Венди.
– А можно… можно тебе эсэмэску послать?
– Можно, – ответила Венди и добавила зловеще: – А сейчас я, пожалуй, с тобой попрощаюсь.
– Постой, а как же насчет выйти?
– Увы, я и так припозднилась. Я ведь сказала: я старуха. Карета вот-вот в тыкву превратится.
– Да? Ну окей. Было… было приятно.
А он милый, подумала Венди. Вот ей и приз – за правильное поведение.
– Послушай моего совета. – Венди потряхивало, и немилосердно натирала левая туфля. – В следующий раз, когда сочтешь женщину остроумной, не озвучивай свою мысль.
– А что же делать?
Карлтон – наследник инженера-робототехника – вдруг стал совсем сосунком: того и гляди расплачется от обиды, вон уже и физиономия сморщилась. У Венди в сердце проснулось что-то затаенное, загнанное глубоко, заставило пожалеть юнца, улыбнуться.
– Смейся, – посоветовала она и через миг поймала себя на том, что убирает с мальчишеского лба непослушную прядь волос. – В следующий раз, как нарвешься на остроумную женщину, просто смейся над ее шутками. Понятно тебе, Конрад?
– Карсон.
– Карсон. Удачи, малыш.
Новый приступ головокружения. Слово «малыш» сразу вызвало ассоциации с родителями. Вспомнилось, как на свадьбе Венди, услыхав в исполнении Отиса Реддинга «Тут найдешь – там потеряешь»[5], отец опустился перед матерью на одно колено и объявил: «Это ведь наша, малыш». Выходило, какую песню ни возьми – окажется «их песней». Любая композиция, записанная в последние шесть десятилетий, имеет отношение к Дэвиду и Мэрилин, невозможным ее родителям. Повстречав Майлза, Венди подумала: вот, нашла себе пару на всю жизнь, судьбу свою. Потому что не только матери такое везенье.