Чем больше овладевает им иррациональное воображение, тем с большей вероятностью его должно попросту ужасать все, что реально, определенно, конкретно или окончательно. Он склонен питать отвращение ко времени, потому что это что-то определенное; к деньгам, потому что они конкретны; к смерти, потому что она окончательна. Но он может также не выносить определенность желания или мнения. В качестве иллюстрации приведу пример пациентки, которая лелеяла мысль о том, чтобы быть блуждающим огоньком, танцующим в луче лунного света; она могла прийти в ужас, поглядев в зеркало – не потому, что видела возможное несовершенство, а потому, что это заставляло ее осознавать, что она обладает определенными очертаниями, вещественна, «привязана к конкретной телесной форме». Это заставляло ее чувствовать себя птицей с прибитыми к доске крыльями. И как только эти чувства вплывали в сознание, она мгновенно испытывала желание разбить зеркало.
Конечно, развитие не всегда достигает такой крайности. Но каждый невротик, даже если поверхностно он может сойти за здорового, не расположен сверяться с фактами, когда дело доходит до его особых иллюзий относительно самого себя. И он должен быть таким, иначе иллюзии могут разрушиться. Отношения к внешним законам и правилам разнятся, но он всегда склонен отрицать действующие в нем самом законы, отказывается видеть неизбежность причины и следствия в психологических вопросах, или вытекание одного фактора из другого, или усиление одного другим.
Существует бесконечное число способов игнорировать факты, которые невротик предпочитает не видеть. Он забыл; это не считается; это случайно; это было из-за обстоятельств или потому, что другие его спровоцировали; он ничего не мог сделать, потому что это «естественно». Подобно бухгалтеру-мошеннику он идет на все, чтобы завести двойной счет; но, в отличие от него, он приписывает себе только достоинства и отрицает недостатки. Я еще не видела пациента, у которого откровенный бунт против реальности, как это выражено у Гарвея («Я двадцать лет боролся с реальностью и наконец преодолел ее»), не задевал бы знакомую струну. Или, вновь цитирую классическое выражение пациента: «Если бы не реальность, у меня все было бы совсем хорошо».
Остается внести ясность в различия между поиском славы и здоровыми человеческими стремлениями. На поверхности они могут выглядеть обманчиво похожими – настолько, что различия кажутся только в степени. Это выглядит так, как если бы невротик был просто более честолюбивым, более озабоченным властью, престижем или успехом, чем здоровый человек, как если бы его моральные стандарты были просто выше или ригиднее, чем обычно, как если бы он просто был более высокого мнения о себе или считал бы себя более значительным, чем обычно считают люди. И, действительно, кто отважится провести тонкую линию и сказать: «Вот где кончается здоровый и начинается невротик»?