Кроме того, наши предшественники признавали роль индивидуального характера, который неоднократно играл роль в формировании нашего выбора и моделей поведения. То, что они называли hubris, часто переводимое как "гордыня", можно более прагматично определить как нашу склонность к самообману, особенно к заблуждению, что мы владеем всеми фактами, когда принимаем решения. То, что они называли хамартией, иногда переводимой как "трагический недостаток", я бы предпочел назвать "раненым видением", то есть присущей нам предвзятостью при выборе в результате нашей собственной психологической истории.
Наша склонность к неправильному выбору, или непредвиденным последствиям, подпитывается этими двумя обязательствами. Первая – это наше искушение верить в то, во что мы хотим верить, – предположение, что мы знаем о себе и ситуации все, что нам нужно знать, чтобы сделать мудрый выбор. (На самом деле мы редко знаем достаточно, даже чтобы понять, что знаем недостаточно. Любой человек в возрасте сорока или пятидесяти лет, который не ужасается некоторым из своих решений, сделанных в предыдущие десятилетия, либо тупо везунчик, либо находится в бессознательном состоянии.)
Более того, здесь есть и второй элемент, а именно – искажение нашего видения под глубоким влиянием нашей личной и культурной истории. Наш опыт тонко изменяет, даже искажает, линзу, через которую мы видим мир, и выбор, который мы делаем, основан на этом измененном видении. При рождении каждый из нас получает от родной семьи, культуры, Zeitgeist линзу, через которую видит мир. Поскольку это единственная линза, которую мы когда-либо знали, мы будем считать, что видим реальность прямо, даже если она окрашена и искажена. Как мы можем сделать мудрый выбор, если наша информация необъективна и даже неточна? Только исправления со стороны других или исправления со стороны нашей искалеченной психики могут заставить нас задуматься о том, что наш фундаментальный способ видения и понимания вызывает подозрения. Когда я был молод, я фантазировал, что могу узнать все, что нужно знать, чтобы сделать правильный выбор; сегодня я знаю, что никогда не могу знать достаточно, что всегда действуют бессознательные факторы, которые станут очевидны только впоследствии, если вообще станут, и что старые силы, "не заправленная постель памяти", гораздо сильнее, чем я когда-либо им придавал значение. То, что когда-то было уверенностью молодости, хотя часто просто свистело в темноте, теперь я вижу как сочетание высокомерия, хамартии и бессознательности. Из этой встречи с нашими ограничениями рождается мудрость смирения: знать, что мы не знаем даже того, чего не знаем, и что то, чего мы не знаем, часто будет делать выбор за нас.