После похорон мы поехали запирать дом покойного. Я теперь сделался вечным свидетелем. «Муниципальная комиссия», как нас называл Борисович.
Воровать в доме было нечего, но мы всё равно проверили окна и качество замков. На сарае и погребе замки сменили на новые, предусмотрительно приобретённые Борисовичем утром.
В какой-то момент я остался в опустевшем, проводившем хозяина доме один. А именно в комнате с приоткрытым шкафом. На его верхней полке, свёрнутый валиком, лежал серый шерстяной свитер под горло. Я хорошо помнил его со времён ночной рыбалки, на которую нас с Игорем брал Дед Сашка.
Быстренько я примерил свитер – как раз. Он казался новым, хотя и пах стариковским шкафом. Меня не смутило. Крупная вязка, рельефные швы на плечах, плотная резинка на талии – хемингуэевский стиль.
Видимо, Дед Сашка тщательно берёг эту вещь. Носил по случаю. Я припомнил, что на самой рыбалке на нём болтался драный пиджак и тельняшка, а в свитер он переоделся, когда привёз нас домой. Он тогда сразу уехал куда-то. Запомнилось.
«Вот и в расчёте!» – подумал я, повязал свитер на талию и быстренько побежал к себе, потея, как роженица.
Борисовичу я ничего рассказывать не стал, чтобы он не терзал расписками.
Отец дня через три прекратил своё пьянство, и мы провели хорошую неделю: заливали дорожку бетоном к душу, жарили вечером шашлыки, смотрели старое кино по телевизору под чай.
Потом я уехал.
В свитере я пару раз ходил на свидание зимой и однажды на работу. Он отлично смотрится на мне.
Надеюсь, мой подарок Деду Сашке тоже в самый раз. Пусть лежит спокойно и не мёрзнет. Место обогретое.
июль 2022
Феодосия
Настроение – штучное. Пейзаж осени коснулся сердца и напомнил о лучших мгновениях. Разнообразие цветов позволяет снова поверить в Бога. Солнечные лучи прокалывают вату тумана и – Боже ты мой! – греют! Наверное, сегодня последний тёплый денёк. Потом бесконечная русская зима без света и ласкового воздуха.
Я решаю двигаться дальше, пиная ненужные клёнам листья. Подключившись к наушникам, я долго выбираю и наконец запускаю, прослушивая рекламу, нужную песню:
Пам-пара-пам.
Пам-пара-пам!
Слуцкий соответствовал моему тогдашнему вкусу. Я смотрел на него и знал, кем хочу стать. Я не боялся застопорить процесс развития собственной индивидуальности – она меня попросту не интересовала. Выпуская дым из ноздрей, он душил микрофон и горланил песню. Весь репертуар я выучил наизусть. Даже юношеские песенки.