Вторая пятница сентября. Душно, как под периной. Пот выкипает стаканами, заливая тетради. Конев рассказывает о Горьком. Мы увлечены. Домашнее задание не спрашивает.
– Всё равно вы не читали.
– Не все, – возражаю я.
Мы что-то обсуждаем. Волнуюсь, пересказывая сюжет «Караморы». Учитель меня прерывает:
– Остальным скучно. Нам придётся подстроиться и перестать. Странно, да? Садись. И почитай ещё… – Диктует список.
Меня поразила история о том, как Горький вступился за женщину, побиваемую камнями. Ведь знал, что и сам получит, – отчаянное мужество.
– Как тебе про Горького? – спросил я Миру.
Она ступала на желтеющую травку стадиона изящными кедами, а я плёлся следом, неся в руках пахнущий потом пиджак.
– Про женщину страшно! – остановившись, сказала она. – Всем селом бьют, а никто не заступается! – И сразу: – Как тебе мои кеды? На выходных купила.
– Сама купила?
– Ну, отчим. У меня под них джинсы. Жалко, в школу нельзя!
Под нашей ивой оказался забалдевший в пламени солнца рыбак с бесконечной сигаретой.
– Куда вечером? – поинтересовался я.
– Джинсы с девочками выгуливать. Может, в «Венецию» зайдём.
Видимо, я скривился, раз она затараторила:
– Дождь будет. Музыки хочется. Куда ещё-то?
– В «Венеции» собираются те самые, кто человека камнями готовы забить, – сказал я на прощание. Мне до сих пор нравится эта формула.
Её желание посетить тот проклятый гадюшник я воспринял снисходительно. Когда приехала, была зеркалом – теперь становится стеклом. Обычное дело.
Вечер набухал, воздух, казалось, можно разливать по кружкам, но дождя так и не случилось. Только тьма неба, зашторенного взбитыми облаками.
Я бесцельно побродил в наушниках по знакомым до камня улочкам Платоновска и к десяти был уже около дома. Выли собаки, доносился рёв машин. Из приоткрытой форточки пахло поджаренной картошкой – мама ждала.
– Тусуешься? – услышал я из тьмы бесфонарной улицы. Конев догонял меня, бодро неся позвякивающий пакет. – Духота какая! Ты без Миры?
Я изобразил недоумение.
– Она копошится с вещами после уроков, а ты поджидаешь. Я наблюдал через окно! Не стесняйся, – добавил он. – Всякое желание законно. Относись к собственным чувствам с уважением.
После полуночи (я навсегда в той минуте) позвонил друг и сказал, что Мира попала в аварию и, кажется, умерла.
Она села в машину ко взрослому мужику. У посадки за баней они въехали в столб. Мира вылетела через лобовое, как опорожнённая бутылка.