Сегодня тоже была пятница, но соседа Петрович не ждал.
Соседа нашли мертвым два дня назад.
И нашли, как бы это сказать… не всего.
От гаражей к жилым пятиэтажкам, если идти напрямую, вела местами утоптанная, местами посыпанная гравием тропинка. Она проходила через небольшой запущенный парк. Когда-то там были прогулочные дорожки, киоски с газировкой и даже фонтан в центре. Сейчас киосков не осталось – их растащили на доски и фанеру, облупившийся и потрескавшийся фонтан зарос крапивой, а прогулочные дорожки можно было едва различить среди одичавшей сирени.
Вот здесь, в фонтане, в его давно высохшем бассейне, соседа и нашли. Верхнюю часть тела.
Милиция оцепила место происшествия, никого туда не пускала. Говорят, сыскари с собакой целый день рыскали по парку, заглядывая под каждый куст в поисках нижней части тела. Так ничего и не нашли.
Ходили слухи, что даже приезжал какой-то следователь из центра. Но тоже ничего не нашел.
Вот такие дела.
Константин Петрович печально посмотрел на сверкающий никелированным бампером «Москвич», на приоткрытую дверь гаража, в которую сосед уже никогда не заглянет, вздохнул, извлек из сумки нехитрую закуску и бутылку «Столичной».
Хорошего человека нужно помянуть.
Помянул, закусил килькой в томатном соусе, потом еще раз помянул и еще раз закусил.
Третий раз помянуть Константин Петрович уже не успел.
Лампа над головой загудела, замигала и погасла. В наступившей темноте нечто холодное и скользкое обвило кисть правой руки. Затем это «нечто» рвануло так, что плечо выскочило из сустава, и потащило кричащего от ужаса и боли Константина Петровича куда-то вниз, под дно его четыреста двенадцатого «Москвича».
Сережка проснулся от ощущения невыносимого горя и заплакал.
На плач отворилась дверь, и послышался усталый мамин голос – такой, каким он бывал по вечерам, когда она укладывала Сережку спать пораньше, а сама потом долго сидела на кухне за закрытой дверью.
– Сережка, спи давай! Большой уже! – мамин язык слегка заплетался, поэтому вместо «большой» у нее получилось что-то похожее на «больной». – Маме надо отдохнуть. Спи…
Из открытой двери повеяло запахом уколов. Так обычно пахла ватка, которой врач натирал Сережкину руку, прежде чем воткнуть в нее иглу шприца.
Сережка замер, затаив дыхание. Пусть мама подумает, что он опять засыпает.