– Ой, простите, – Витьку почти сбила с ног очаровательная блондинка со светло-карими большущими глазами и в странной рубашке в заплатках.
Она неловко хихикнула и вобрав голову в плечи протиснулась к выходу из маленькой кофейни, держа обеими руками огромный стакан эспрессо-тоника. Витьке не потребовалось долго думать. Он просто пошел за ней, будто околдованный песней русалки. В этот день он впервые почувствовал себя живым и не расставался с этим распирающим грудь и голову ощущением, держа ее руку до самой смерти. Ее внезапной смерти.
– Эй, поосторожней! – крикнул он, когда мелкая девка с сигаретой толкнула его плечом, выдернув из воспоминаний, и пошла дальше, будто и не заметив этого.
– Иди к черту, придурок, – не оборачиваясь, она подняла руку с вытянутым средним пальцем.
Только черт, наверное, и знает, почему эта ситуация так его зацепила, но Витька застыл на месте, глядя ей вслед. Видимо, это просто стало той самой последней каплей. Острая боль, давно взятая под контроль, с новой силой расползлась по груди, добралась до желудка, до коленей, до мозга. Тот образ Витьки, или Виктора Андреевича, который он старательно собирал последний год, рассыпался, превратившись на этот раз в песок. Кто-то совершенно безликий и пустой медленно отвернулся, сглотнул и, не чувствуя собственных движений, на дрожащих ногах пошел дальше вдоль трамвайных путей, сжимая в руке уже теплый эспрессо-тоник.
Ника
Это была Ника. Девятнадцатилетняя, черноглазая, маленькая и острая, с черными торчащими во все стороны волнами до плеч. Вечное облако дыма над головой. Черное свободное платье, выпирающие острые коленки, серое мрачное лицо и уничтожающий взгляд.
Этот несчастный Витька даже не успел заметить, что в ее глазах нет бликов, будто они поглощают весь свет, который на них попадает. Никто этого вообще-то не замечает, потому что взглянув в эти глаза, люди забывают себя и перестают видеть мир вокруг. У Ники есть дар – подселять свою темноту другим в сердце. Разрушать его. Заставлять желать смерти, чтобы прекратить мучение жизни. И в конце концов сдаваться тоске и безысходности.
Она шла дальше по Покровскому бульвару, прогоняя в голове историю Витьки. «Он станет счастлив, присоединившись к ней», – убеждала себя Ника. Убеждать себя приходилось каждый раз, и до сих пор получалось. Она верила, что делает мир лучше. Или хотела верить. На самом деле, возможно, она желала просто мстить. За все, что мир с ней сделал. За отца, который начал трогать ее, едва она выползла из пеленок. За мать, которая умоляла ее терпеть и не разрушать семью. За всех, кто избегал встречаться с ней взглядом, когда она еще не знала о своем даре. Когда, как и все дети, маленькая Ника просто хотела дружить. За вечную тишину и одиночество. Может, получи она возможность отомстить хотя бы родителям, незнакомцам не пришлось бы расплачиваться. Но этот ублюдок отец сдох в аварии, даже не испытав боль. А тронуть мать Ника почему-то не решалась.