«Ну вот, глупая лгунья – ты и попалась», – обрадовался легкой добыче Петр Петрович. Он набросился на нее со всякой чепухой и небылицами, все более привязывая ее внимание к себе. Поначалу генерал, увлеченный отменными закусками, не замечал, что происходило на его правом фланге, но вскоре не признавать оживленного разговора становилось уже неприлично.
– Дорогой, – сеньора М. дотронулась сложенным веером до мундира мужа. – Познакомься – приятель мадам Ланнуа … – женщина вопросительно взглянула на благородного господина.
– Урхо Лари, – подсказал Гарин забывчивой матроне.
– Генерал М. Весьма рад знакомству. Весьма рад.
– Генерал, не сочтите за дерзость, теперь так мало сведущих лиц, что не знаешь, кому довериться.
М. отложил прибор:
– Чем могу быть полезен?
– Я человек в ваших краях новый, хотя имею порядочный кредит доверия среди достойных людей здешнего общества, но это все, по большей степени, не дельцы, мне же надобен совет знающего человека.
– Вы можете довериться мне совершенно, – голосом артиллерийского командира гаркнул шеф полиции.
– Речь пойдет о размещении моих скромных капиталов в Аргентине.
– Мы очень приветствуем инвестиции в нашу страну, – в глазах генерала появились желтые всполохи, он, видимо, догадался о существе дела. – Вот вам моя визитная карточка, если вы соизволите посетить наш скромный дом во вторник, часов около восьми вечера, то, как раз поспеете на ужин.
– Душевно тронут вашим участием в моей судьбе, – инженер благодарно изучал виноградные бакенбарды сеньора М.
Покончив с генеральским семейством, Гарин так, от нечего делать, переключился на франтоватого американца. Он попробовал высказать занимавшие его мысли, но тот оказался на редкость невосприимчивым собеседником, а прямолинейность суждений раскрывала его ограниченность. Получасового общения было достаточно, чтобы инженер почувствовал, что сам тупеет.
Обед длился более часа. Появление свежего лица отвлекло мужскую и дамскую половину участников банкета от горячего. В эффектно подсвеченную залу вошла среднего роста молодая женщина. Она твердой походкой человека, презирающего условности, несла свое стройное тело легко и прямо. Джентльмены пожирали глазами ее воздушное платье, носить которое смела только первая красавица, дрогнули даже каменные японцы. Дамы критически провожали взглядами ее до тех пор, пока она с непринужденным изяществом ни заняла место где-то в начале стола.