Леон хотел сжечь дом?
Хотел бы – сжег бы.
Алиса вернулась в холл, заглянула в гостиную и наконец поняла, где Леон. Сквозь большое, но затемненное окно она не могла хорошо разглядеть его, но увидела очертания фигуры на террасе.
Терраса, как и дом, была погружена в полумрак. После дня рождения Леона ограждения так и не убрали, поэтому она была защищена от снега и дождя, но без обогрева здесь было почти так же холодно, как и на улице. А обогрев Леон не включал. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, в неизменном черном пальто и, казалось, не чувствовал холода. В руке держал квадратный стакан с коньяком, бутылка с остатками жидкости – похоже, он все-таки пил – стояла на полу рядом с креслом.
Леон не мог не услышать, как открылась дверь, но даже не повернул голову. Алиса остановилась у входа, тоже ничего не говоря. Ей вдруг показалось, что здесь, в кресле, сидит совершенно чужой человек. Четкий профиль со строгими чертами лица, темные волосы, всклоченные, как и прежде, теперь лежали в каком-то непонятном, но правильном порядке. Длинные пальцы, сжимающие стакан, высоко поднятый подбородок, взгляд, устремленный вперед, – все это Алиса узнавала и не узнавала одновременно.
– Зачем ты пришла? – спокойно и холодно спросил Леон, хотя Алиса была уверена, что не попала в поле его зрения. Он не мог видеть, кто именно пришел. Догадался по каким-то признакам? Или знал, что она придет?
– Софи посвятила меня в детали того, какая роль мне была уготована в этом доме, – стараясь говорить так же ровно, ответила Алиса.
Наверняка он об этом уже знал. Не потому ли выгнал всех? Не потому ли пьет в одиночестве на террасе, зная, что терять контроль ему нельзя? Потому что его план провалился. И через несколько месяцев Падальщики придут за ним. На его месте Алиса тоже пила бы.
– Так зачем ты пришла? – повторил вопрос Леон.
– Сказать, что я согласна.
Он по-прежнему не отреагировал. Не повернулся к ней, даже бровью не повел.
– Ты не в себе.
– А ты в себе?! – Алиса сорвалась на крик, но тут же сжала пальцы в кулаки, впилась ногтями в ладонь, возвращая себе хладнокровие. – Ты был в себе, когда придумывал этот план? Ты был в себе, когда решил убить меня? В себе, когда целовал меня, когда… спал со мной? – Она замолчала, понимая, что теряет контроль. На место тупому безразличию приходила злость.