Далее, справа от лестницы, восьмую комнату занимал худощавый почтальон лет сорока, коллекции головных уборов которого могла бы позавидовать любая модница. Не припомню, чтобы тот оптимист хоть раз появился на людях с неприкрытой макушкой. Он выдумал уйму легенд, толкующих ценность его фуражек, но, как говаривал мясник, «никто ещё так не церемонился с утаиванием лысины». Отмечу, что от моих родителей почтальон получал особые жесты симпатии. Связано это было не только с его пунктуальностью в отношении квартплаты: работая от зари до зари, он досаждал нам только после ужина, да и о свежих новостях мы узнавали первыми.
Дольше всех на втором этаже пустовала комната номер девять. Одни возмущались стоимостью тех двуспальных апартаментов, других не устраивал вид на задний двор, однако, повторюсь, «бунт тунеядцев» сыграл моей семье на руку. Супружеская пара, потерявшая в ходе беспорядков квартиру, пожаловала к нам на закате шестнадцатого октября, дату я помню точно. Мужчина выглядел на сорок пять – сорок семь лет, женщина казалась моложе. Продрогшие от дождя погорельцы выхватили у моего отца ключи и, миновав его деньрожденское застолье, удалились к себе.
Не буду гадать, почему, выбегая из полыхающей квартиры, пара спасла именно тот клетчатый бордово-чёрный чемодан, какой мне даже не было дозволено отнести в её спальню. Наверное, каждый брак имеет право на тайны… Всю первую неделю я после школы помогал супругам с перевозом их уцелевшего имущества. Они расплачивались со мной щедро: когда деньгами, когда помощью с уроками. Работала парочка в театре, и зачастую не получалось разобрать, ругаются артисты взаправду или просто репетируют. После их появления гостиница окончательно уподобилась сумасшедшему дому.
Фото автора
Случалось, что наше заведение посещали личности, для которых на первом этаже предусматривалась персональная комната. Она соответствовала своей мизерной стоимости, но заселяющие её пьяницы привередливостью не грешили. С бодуна они кое-как натягивали одежду, а затем, спотыкаясь о пороги, улепётывали восвояси, почему лица их не задерживались в моей памяти надолго. За исключением одного.
Эта история началась спустя месяц после появления у нас четы артистов. В то туманное утро я возвращался из школы, когда у ворот наткнулся на мужской силуэт. Незнакомец стоял ко мне спиной, почёсывая прикрытую шапкой проплешину на затылке; у его ног врастали в землю саквояжи. Он вздыхал, повесив подбородок на изголовье калитки, и не переставал бубнить себе что-то под нос даже после моего оклика.