История освободительной войны в Греции. Том 1 - страница 36

Шрифт
Интервал


В это время в Сули жил монах по имени Самуил, прозванный Страшным Судией (ἡ τελευταία κρίσις), словами которого он заканчивал все свои беседы. Этот человек был ревностным и патриотичным провидцем; его единственным занятием были пророческие книги Писания, особенно Апокалипсис, в котором он, как ему казалось, находил самые ясные предсказания триумфов Сули. Он неустанно увещевал народ, все труды и опасности которого он с радостью разделял, а его красноречивые речи поднимали его на высокий уровень энтузиазма. Этому монаху вожди сулиотов доверили хранение боеприпасов и провизии, и он возвел башню для их хранения между Киафой и Сули, которую назвал Киоонги.

По возвращении Мухтара блокада была ужесточена, и, когда войска паши заняли свои позиции в устьях дефиле, соолиты оказались в полной изоляции. После нескольких недель задержки Али решил еще раз испытать действие переговоров и предательства. Георгий Боцарис, об измене которого уже говорилось, умер, оставив двух сыновей, Ноти и Кицоса, молодых людей с большими достоинствами, но оказавшихся, вследствие поведения отца, вынужденными продолжать службу у визиря, который теперь решил использовать их против своей страны. Поэтому Кицос Боцарис обратился к соолийцам с двумя предложениями, одно из которых заключалось в том, что в Сооли должна быть возведена сильная башня, в которой Кицос Боцарис должен проживать с сорока своими людьми, имея право наказывать любого соолийца, который совершит какое-либо опустошение в любом месте, принадлежащем пашалику Яннины; другое – что Фотос Цавеллас должен быть обязан покинуть Сули.

Можно было ожидать, что эти условия будут отвергнуты соолийцами, которые теперь были хорошо снабжены провизией и боеприпасами и чье восхищение доблестью храбрых фотосов было таково, что «Если я солгу, пусть меч фотоса оборвет мои дни» стало их обычным восклицанием. Но, похоже, они устали от вечной войны и даже прониклись доверием к словам визиря, о которых сообщает Боцарис. Вожди просили Фотоса уступить ради блага своей страны. Фотос, чей патриотизм был чист, а рассудительность незамутнена, тщетно пытался открыть им глаза. Видя их неподвижность, он поспешно покинул собрание, побежал к своему дому и поджег его, а затем удалился со своей семьей в деревню Хортия, расположенную на расстоянии около шести миль и за пределами территории суолитов.