В тот хмурый день Андреев, как обычно, вышел на работу. Сверху моросил серый ледяной дождь, куртки зэков промокли, однако они все дружно колотили кирками по мерзлой земле, пытаясь выбить щебень из горы. Когда в работе образовался перерыв, заключенные попытались разжечь костер. Вдалеке показался конвоир:
– Чего расселись?! А? Ну-ка, быстро встали и начали работу. Тебе лопату выдать? (показывает на яму Мите) Ты чего расселся?
– Моя сломалась.
Митя сплюнул, не хотя пошел за новой лопатой.. Он сильно изменился. Прошло восемь лет со дня его ареста на Рыбинской ГЭС. Годы, проведенные в зоне, дали себя знать. Легкая небритость ему очень даже шла, черты лица заострились, он сильно похудел, но живые, большие, серые глаза так же искрились, выделяясь на бледном лице. Митя Андреев каждый год подавал на условно-досрочное и очень надеялся, что освободится раньше срока. Отказывали ему ежегодно, в итоге он наконец-то написал Мусе Растопчиной в харовскую деревню, что в Москву наверное так и не вернется. Он подышал на руки, на улице еще заморозки и руки покрылись цыпками, хотя сильно загрубели, они все еще чувствовали холод.
Зэки рыли котлованы, работали на лесоповале и местном спичечном заводе. Впрочем работа по производству спичек считалась курортом, и Митя попадал туда нечасто. Вот и сейчас он опять рыл котлован. Когда Андреев подошел, конвоир откинул брезент с кузова машины из Рыблага и выдал ему новую лопату. Митя надел брезентовые варежки, а конвоир махнул на него рукой:
– Да читал я! Читал твое прошение!
– Гражданин начальник! Помогите! Хотел узнать у вас как раз, я подал на условно-досрочное освобождение и в этом году.
Конвоир нервно закурил:
– Вообще, парень, скажу тебе следующее, подождать тебе надо. Просто подождать. (тихо) Сталин умер. (делает запрещающий жест рукой) Вчера короче из Москвы радиограмма пришла, амнистия будет летом, вот и выйдешь на волю.
Митя подошел ближе к конвоиру:
– Врешь! Врешь, гражданин начальник! Амнистия была для нас в августе 45-го. Мой друг Лакшин, с которым я из фашистского плена шел, хотел выйти, однако не выпустили его! Умер вот в лагерной больнице два года назад!
Конвоир махнул на него рукой.
– Не друг он тебе! Сдал тебя Лакшин твой, дезертир – он и окруженец. Он повесился, еще и предсмертную записку оставил! Короче: официально об амнистии этого года объявят летом! Будешь трепать языком – срок продлим!