Вот хата, тут я когда-то родилась, потом была младенцем, а нынче стала девочкой. Большая печка, окошко, лавки вдоль стен, бабкин сундук за занавеской, прялка, стол в углу, а над ним на стене распятие и святые образа. Вот лес – близко, почти за порогом: стволы и кроны, бесконечные тропы, цветы и травы, птицы и мотыльки, грибы и ягоды, и слова бабушки: «Ты мала еще, – смотри, далеко не заходи».
Вот деревня, – в ней живут люди, а за нею замок на холме, – в нем живут господа, а над ними и лесом небо, – там обитают луна, звезды и солнышко, которые всем видны, а еще ангелы Божьи и Иисус со святыми, которых так просто не разглядишь. Вот ясно летичко, запах скошенной травы и земляника на опушке, и лебеда, что надо дергать на огороде, а за летом будет жатва и колоски в подоле, и долгие дожди. После них приедет святой Мартин на белом конике и принесет снег, и с Рождества до весны дороги заметет метель, а потом доброе тепло растопит сугробы, и все повторится заново.
Вот дорога – по земле, под землей, по воде и в небо, а впереди не то в конце той дороги – яркий свет, яростное кружение, тысячи несущихся по ветру сияющих нитей…
***
Тогда как раз стоял ясный веселый март, я вволю набегалась по лужам, и к вечеру меня начало здорово лихорадить. Помню, тело горело, словно в печке, потолок будто бы падал сверху; бабка Магда поила меня горьким травяным отваром, и лицо ее расплывалось, уплывало куда-то… Потом я летела над лесом вровень с редкими облаками, и внизу, далеко-далеко, была наша деревня и холмы, и господский замок, и соседние Подзамцы, и совсем дальние Боровицы, и где-то на горизонте городок.
А в ушах звучала незнакомая песня – словно из другой какой-то жизни:
Вот холмы с дорогой, лесом да селами,
Вот корчма, а из дверей пахнет жареным.
Здесь родится мне, и быть мне веселою
Рыжей девкой, – а ты будь моим барином…
Помню, страшная тоска накатила на меня, захотелось вниз, домой, – но тут надвинулась туча, и из нее кинулись на меня какие-то неведомые крылатые звери с множеством глаз… Помню, отбивалась от них, слыша свои крики и шепот бабушки: «Тише, тише, Кветушка…», – и снова горький вкус трав.
К утру звери пропали, и я забылась спокойным сном. Снилось что-то смутное и тревожное, тоже будто бы нездешнее, – но, проснувшись днем, я вспомнила многое, на что раньше не обращала особого внимания. Помню, как солнце светило в окно, на улочке орали довольные весной воробьи, а бабка возилась у печки – заваривала пахучие травы в котелке… Я широко раскрыла глаза.