Отец. Тимофей нашарил стул. Сел, куснул губы. Неужто убила, вот так спокойно, будто тушку курицы разделала, и оттащила в бездонную яму? И только потом занялась им, тем, кого спасла… Верилось в подобное и не верилось. Нет, отца он боялся, но не мог понять и Мину. Или она живет не здесь, а сюда его специально затащила… зачем? Глупости все это. Она спасла, и точка. Чего он плакал, отец, в самом деле, хотел убить. Избавиться, как и обещал не раз и не два от него. Столько раз грозил, избивая, что добьет, что прикончит, что… Тимофей поразительным образом перестал ему верить. А теперь вот как вышло. Специально приезжал, потом специально сообщил соседям, что уезжает, что заберет парня, что нашел няню и так далее. Искать не станут, даже если бы отец вернулся и зажил прежней жизнью, как жил после бегства мамы – совершенно непонятного. Да, она ветреная, как говорили соседи, да взбалмошная, но она же мама. Забывала вернуться, иногда уходила вечерами, возвращаясь утром. Ругалась и с ним и с отцом. Но ведь заботилась о нем: помогала в школе с уроками, дарила подарки, водила на дополнительные занятия, если он приносил трояки, а такое случалось в третьем, последнем классе. И все же ушла.
Резкий шорох заставил его подскочить на стуле. Отпрыгнуть от окна и оглянуться, пытаясь понять, что произошло. Шорох повторился. Крысы? Заброшенный дом, занятый девочкой, почему бы ему ни быть пристанищем для этих подлых грызунов. От них весь поселок страдал, только кошки и в большом количестве помогали, больше ничего – ни яды, ни крысоловки. А тут… он похолодел. Потом решительно топнул ногой, услышав, как на комоде зазвенела посуда. И снова скрежет, на этот раз по стеклу. Он выдохнул. Ветка. Всего лишь ветка.
Мина вернулась небыстро, Тимофей успел себе еще всякого надумать, когда до исстрадавшегося слуха донеслись шорохи со двора и скрип запираемой калитки. На сердце отлегло.
Девчушка вихрем ворвалась в дом, посмотрела на стоявшего посреди комнаты.
– Не бойся, я вернулась. Магазин закрылся раньше обычного, но я в аптеке купила гематоген, он полезный, я его еще в детстве ела. Вот, – она пихнула лакомое снадобье ему в руку. – Сегодня больше ничего не смогла достать, извини. Ешь и яблоки возьми, мытые. Коричная и грушовка.
– Спасибо, – прошептал Тимофей, сжимая в одной руке яблоко в другой распечатанную плитку гематогена, – спасибо!