– Ты моего пацана не трожь, – недовольно проворчал Одноглазый, – с твоей Нюткой гуляет до темна. Тебе ли не знать.
– Поэтому и говорю, что народ собирать надо и всё, баста, хватит бока отлёживать и сивуху жрать. Если мы выжили, значит, пора строить новую жизнь, а не гнить в этой клоаке.
– Ишь ты как заговорил, – усмехнулась Ленка. – Я своих алкашей поднять не могу ни криком, ни пинком, а ты общину всю раскачать хочешь?
– Хочу, – беззлобно ответил ей. – Не умею командовать. Не привык. Но и жить так надоело. У нас дети. Пока ещё нормальные они, смышлёные. Им что ли наши проблемы потом решать и дыры в заборах латать. Сожрут твари всех, как пить дать, если сидеть, сложа руки будем.
Ненадолго в заведении повисла тишина. Сизые клубы дыма от вонючих цигарок, как слоистые облака. Ясное дело, никому не хотелось поднимать задницу. Благо подвалы тут с крепкими дверьми, потому и живём, дышим, небо коптим. Даже у мертвецов цель есть. Они захватывали территории, убивали нас, а вот своих не трогали. И только человек способен на уничтожение себе подобного. Даже сейчас в это непростое время.
– Короче, Антоха, – обратился я к мужу Лены, – собирайте народ. Не хотел, но пора поговорить серьёзно. – Глянул на часы, – В двенадцать общий сбор здесь. Мне, да и вам лишние рты и командиры в виде вояк, думаю, не нужны.
Пряник звонко гавкнул, как бы в подтверждение моих слов. По залу прокатился лёгкий смешок.
– Правильно, Пряник, – улыбнулся я.
Вышел из бара, наверняка зная, что народ наш, что кисель, пока не заставишь трястись от страха, не расшевелится. Двинулся в сторону кинотеатра. Старое заброшенное здание с облупившейся краской на стенах с молчаливым укором взирало на меня. Тут отличное бы вышло убежище, размышлял я. Двери только укрепить металлическими листами. Внутри почистить и устроить лежаки, столы поставить. Толкнул скрипучую дверь. Из темноты кинотеатра пахнуло запахом плесени и пыли. Отодвинув в сторону густую паутину, вошёл внутрь. Вынул из кармана динамо фонарик и нажал несколько раз на ручку. Осмотрелся, света мало от моего источника освещения, но видно, что старые кресла свалены в кучу, под ногами обломки досок, мусор. В углу свалены мешки с окаменевшим цементом. Снова зажужжала в моей руке динамо машина фонарика. Луч света скользнул по сцене, где лежали рулоны плёнки и куча макулатуры. Я вздохнул глядя на пылинки танцующие в свете и вдруг услышал крики. Они доносились снаружи.