Амалия вышла из здания минут через двадцать после Сатира. Она неспешно подошла к автомобилю, показывая на этом небольшом отрезке пути всю свою грацию. Фигура её была стройной, но не хрупкой, что придавало ей ещё больше соблазнительности. Любитель ненавязчивого флирта, Сатир элегантно открыл перед ней дверь машины и жестом пригласил сесть рядом с ним, приподняв в хулиганской ухмылке уголок губ. Амалия посмотрела на него с лёгким интересом, поправила причёску и сказала, что ей ещё нужно заехать в два магазина. Сатир запустил движок серебристого «Opel» и легко тронулся с места в направлении ближайшего торгового центра.
В пробку они попали почти сразу же, но не сильно из-за этого расстроились, просто разговаривали о том, о сём, постепенно пропитываясь друг другом. Амалия рассказала Сатиру, как старому другу, что рассталась с очередным мужчиной, что тринадцатилетняя дочь её не понимает, что шеф на новой работе отчаянно к ней пристаёт, а она терпеть его не может. Сатир заинтересованно внимал всему, что говорила Амалия, параллельно составляя в голове портрет её души. Он всегда это делал, когда знакомился с женщинами, отношения с которыми обещали продолжиться.
Внешне гордая и слегка стервозная, Амалия предстала Сатиру интересной и разносторонней женщиной, знавшей себе цену, немного конфликтной, но при этом умевшей поймать настроение мужчины и в самую последнюю минуту благополучно выйти из крутого эмоционального поворота. Эти её внутренние качели, которые Сатир хорошо знал на примере своей матери, подняли в нём волну забытых переживаний. На самом деле, ему, всю жизнь искавшему спокойную, уравновешенную женщину, с которой можно по кирпичику выстраивать семейное счастье, совершенно неожиданно стало не хватать эмоциональной остроты, непредсказуемости, страсти… Еву он считал хорошей женой и довольно умелой любовницей, но карта её души была изучена им вдоль и поперёк. Никаких новых морей и островов Сатир уже не мог найти на этой пожелтевшей карте, что рождало в нём уныние и пиратскую тоску по неизведанным уголкам планеты со всеми лежащими там сокровищами.
Амалия сразу привлекла Сатира независимой и раскрепощённой манерой самоподачи, которая, впрочем, не переходили у неё в слепой эгоизм и развязность. Она тонко чувствовала того, с кем разговаривала и, точно любопытный ребёнок, проверяла границы дозволенного. Ей нравилось провоцировать мужчину на действие и наблюдать за тем, как он его совершит…