– Да ничего, все нормально, – пытался я его успокоить.
Да, еще зачитал ему один абзац из «Графа Калиостро» Алексея Толстого.
«Он отошел шага на два, смерил глазами круг и опять наклонился, намечая мелом по круговой линии двенадцать знаков зодиака, двадцать два знака каббалы, ключ и врата, четыре стихии, три начала, семь сфер. Окончив чертить, он вошел в круг».
Сказал ему, что в русской классике всегда интересовались инфернальными идеями. «Пиковая дама» Пушкина и последняя повесть Тургенева «После смерти (Клара Милич)».
Но он как-то странно стал на меня смотреть. Упомянул незнакомых мне Агнешку и Сташека (его польские друзья в Москве), мол им не рассказывал. И в нашем общении будто черная кошка пробежала, он меня сторонился, и здоровался лишь для соблюдения этикета. Он не знал, что я во многом с ним согласен, вот читаю Лавкрафта и записал себе в дневник его фразу: «…история ужасов так же стара, как сами человеческие мысли и речь».