– Привет, – спокойно сказал я. – Что на ужин?
– Голубцы, – настороженно ответила Лерка. – Положить?
– Сам положу. Как жизнь и все такое?
Лерка глядела на меня с подозрением, не понимая, в курсе ли я ее ситуации, и если да, то как себя следует вести. Я плюхнул в тарелку три голубца и несколько ложек пюре, поставил тарелку в микроволновку и ушел переодеваться. Когда еда разогрелась, я, в трениках и майке, уселся напротив сестры и начал есть. Ожидающая скандала Лерка хмурилась, но, поскольку я молчал, она ринулась в атаку сама:
– Ты сегодня поздно.
– Я же в полиции работаю. У нас часто бывает ненормированный рабочий день, это называется взрослая жизнь и ответственность. Быть взрослым, знаешь ли, не только очень интересно, но и не очень.
– Ха, шутник, – фыркнула Лерка, с грохотом поставила чашку и с вызовом сказала: – Ну давай, начинай.
– Что начинать?
– Воспитывать. Ты думаешь, я не поняла, что тебе все рассказали? Я ж сестра мента, какие-никакие приемчики освоила. Мама ушла гулять с собакой и не вернулась, зато с собакой вернулся ты. Ни в жизнь не поверю, что свою версию событий она еще не рассказала.
– Рассказала. Но я могу послушать и твою. Только потом, пока я хочу просто поужинать.
– А если я не хочу ничего рассказывать? – запальчиво воскликнула она.
– Не рассказывай. Я не настаиваю. Не знаю точно, в чем там дело, но тебя вроде бы исключили из института. Не знаю, зачем так паниковать. Дело вполне житейское.
Лерка прищурилась. Мое равнодушие выбивало ее из необходимого состояния агрессии, в котором она, нападая, строила линию защиты до тех пор, пока это возможно, чтобы потом разразиться рыданиями и вызвать жалость. Я старался на нее не глядеть. Лерку было жалко. Поздний ребенок в семье, заласканная до безумия, не приспособленная к жизни, ершистая, истеричная и временами жалкая, она родилась, когда мне почти исполнилось восемнадцать. Родители от такого подарка судьбы просто ошалели и откровенно не знали, как себя вести. Так что когда я вернулся со службы в армии, то стал фактически Леркиной нянькой. Я ее купал, кормил, водил в садик и школу, и даже мой неудачный развалившийся брак, в котором я не нажил детей, от этой повинности не освободил. Лерка с завидной регулярностью влипала в истории, из которых ее приходилось вытаскивать с невероятной деликатностью, чтобы не разрушить ее хрупкий мир розовых пони. Мириться с действительностью сестра не желала. Недолюбленный ребенок, который сам выдумывает проблемы, чтобы обратить на себя внимание родителей, слишком равнодушных к своему позднему чаду. В прошлом году Лерку удалось запихнуть в Литературный институт, хотя я вообще не представлял, чем это поможет ей в жизни. Училась она со скрипом, постоянно конфликтовала с педагогами, и, видимо, текущая ситуация стала апогеем происходящего.