– Ну что же, Софья Васильевна, настало время познакомить вас с вашим приобретением, – торжественно произнёс он и освободил одну из картин от накинутой на неё ткани.
Софья замерла.
Перед ней открылся восхитительный волжский пейзаж: закатное небо разливалось огненно-розовыми оттенками, отражаясь в воде, а на высоком берегу склонились тонкие берёзы, прощаясь с уходящим солнцем. Картина наполнена светом и воздухом, но в ней чувствовалась и грусть – мягкая, едва уловимая, как дыхание надвигающейся осени.
– Это… невероятно, – Софья ощутила, как ком подступает к горлу. – Она живая. Я почти слышу шелест и шёпот этих берёз.
– Вы угадали. Это не просто пейзаж. Это настроение, – тихо ответил Арсеньев. – Я назвал его «Прощальный свет».
Софья вздохнула:
– Прощальный свет? Почему прощальный? У меня другие ассоциации. Предчувствие осени… И я не только о сезоне. Но и о возрасте. Это великолепная работа, Василий Иванович. Но, боюсь, мне просто нечем будет вам достойно заплатить за такой шедевр. Разве что своей почкой – говорят, почки сейчас в цене.
– Софья Васильевна, – художник посмотрел на неё с мягкой улыбкой, – но кто же ставит цену на дружбу? Это мой подарок вам.
Софья опешила от неожиданного предложения.
– Но… это ведь дорого… Я не привыкла получать такие подарки. Обычно мне дарят кухонные прихватки или абонемент в салон красоты.
– Некоторые вещи бесценны, – тихо произнёс он. – Как и некоторые встречи.
– Я не знаю… как вас благодарить. Вы поставили меня в щекотливое положение. Последний раз я так смущалась, когда пыталась втиснуться в платье, которое носила ещё до свадьбы.
– Дайте мне согласие на ваш портрет. Я буду счастлив…
Софья залилась румянцем, ничего не ответила про портрет и, чтобы разрядить обстановку, кивнула на коллекцию пластинок:
– Вы прошлый раз говорили, что у вас есть редкий винил. Может, послушаем что-нибудь за чаем?
– Прекрасная идея! – оживился Арсеньев. – Позвольте, я выберу подходящее под нашу беседу.
Василий Иванович извлёк пластинку, установил на проигрыватель, и вскоре комната наполнилась глубокими нотами саксофона.
– Луи Армстронг! – Арсеньев прикрыл веки. – Вечная классика.
– Да… – Софья задумчиво смотрела в чашку. – Жаль, что люди не всегда бывают такими же вечными, как музыка… Разве что писатели-классики продолжают жить в своих творениях… и художники – в полотнах.