– Скажи: «Груня, я тебя люблю», – вдруг попросила она.
И когда он это сказал, она сильно вздрогнула и вскрикнула…
Потом они лежали, обнявшись, а она ему напевала:
Эх, конь вороной,
Белые копыта.
Когда вырасту большая,
Наебусь досыта…
Вдруг разоткровенничалась:
– Я тебе доверяю, ты меня не выдашь? Только не записывай. Это опасная частушка, за неё можно сесть в тюрьму.
Сидит Ленин на берёзе
И глаза наискосок.
До чего разъёб Россию —
Соли нету на кусок.
– Не выдам, – шептал он ей в ответ. – Я и сам так думаю.
– У нас с тобой подполье прям в постели, – смеялась она. И опять запевала:
Молодому пахарю
Пиздушка слаще сахару.
Он попашет, поебёт,
Его устаток не берёт.
– Ещё хочу, – шепнул он, поняв намёк.
– А как ты теперь хочешь, миленький? Может, сзади? Я тоже хочу…
Потом погрузились в сон – но скоро очнулись. Жарко. Сбросили простыни. Опять стала напевать, точнее, нашёптывать ему на ухо.
Ухала да ухала,
Ночевала у хуя,
У хуя на кончике
Четыре колокольчика.
Её низкий, чуть хриплый голос его распалял. Да и всё это народное творчество… Частушки… Он знал, что источник этого жанра – игровые и плясовые припевки, хороводные песни, свадебные дразнилки. Но никогда не думал, что частушечный ритм может так заводить и пронизывать. Погружаясь в Груню, он чувствовал, что она продолжает напевать эти частушки уже не голосом, а всем телом. Её грудь, плечи, бёдра подрагивают и передают ему этот озорной ритм. Слившись, они как будто приплясывают вместе в такт коротким, упругим строчкам – чаще, чаще, до задыхания, уже невмоготу…
– Ох, я тебя зачастила… – она вытерла ему пот со лба.
…Он опять потянулся к ней.
– Ох ты мой ненасытный, – умилилась она. – Давай я за эти подвиги его расцелую. – И опять прильнула ртом, так что от горячей ласки воробушек опять вырос в коршуна.
Когда на следующий день, к обеду, он вернулся в штаб экспедиции, про него уже всё знали. Девочки смотрели кто с презрением, кто с жалостью, а кто с интересом. Руководитель позвал его прогуляться до речки.
– Ну что, дорогой, хорошо позанимался устным народным творчеством? Сам понимаешь, оставаться тебе в экспедиции теперь нельзя. И вообще в селе. Позоришь университет. Что они там с тобой дальше делать будут, не знаю, но сегодня ты должен уехать. Есть ещё ночной поезд до Ленинграда. Собирай манатки – и, как говорится, в добрый путь.