– Пойдем-ка лучше во двор, – Алан поднялся и потянул сына за руку, – у меня для тебя сюрприз.
– Какой? – Всё-таки Арвел оставался ребёнком, тут же переключаясь на волнительное ожидание, тем более, что это означало отсрочку от занятий, да и когда отец рядом, никто не посмеет ничего говорить, по крайней мере, вслух.
Несмотря на раннюю весну снег в парке уже растаял, подсушенные дорожки, усыпанные белыми блестящими камушками, почти светились под солнцем. Пробивались первые робкие травинки, а в стороне даже нагло желтел одуванчик, соревнуясь в своей яркости с солнышком. На одной из скамеек скучал слуга в придворной ливрее, рядом стояла большая плетёная корзинка, закрытая крышкой. Увидев приближающегося консорта с сыном, он поспешно встал и поклонился. Алан, так и не привыкший к этой части дворцовой жизни, раздражённо отправил его прочь, не заметив испуганно-злого взгляда, исподтишка кинутого на юного принца. Усевшись на скамейку, Алан, хитро улыбнувшись, посмотрел на нетерпеливо поглядывающего на корзину Арвела и достал забавного чёрного щенка с длинным носом и висячими смешными ушками. Щен отчаянно вилял хвостом и пытался облизать всех, до кого мог дотянуться. Под радостный визг сына Алан выпустил собаку, и два ребёнка покатились по дорожке в обнимку, пока победивший в этой короткой борьбе щенок не уселся на грудь новому хозяину, радостно вылизывая ему лицо.
– Ну всё, хватит. – Через какое-то время Алан поднял обоих за шкирку, держа в одной руке сына, а в другой собаку. – Отведи его к себе, а потом на занятия. Договорились?
– Спасибо, папа! – Арвел подхватил щенка, слишком тяжёлого для шестилетки, и поспешил обратно, уже не обращая внимания на проводившего его до дверей отца.
Забившиеся в угол сарая дети жались к огромному лохматому псу, пытаясь хоть немного согреться. Весенние ночи были ещё слишком холодны для продуваемого всеми ветрами хлипкого строения, в котором они ютились. Тетка, приютившая малолетних сирот после смерти их матери этой зимой, уже всё прокляла, что пожалела и не бросила их умирать за околицей, наслушавшись от доброхотных соседей и про болезни, и про падёж скота, и про смерть, которую рано или поздно принесут с собой эти выродки. Наконец, как только перестал падать снег, она отправила четырёхлетних двойняшек жить в сарай на дальнем углу двора, пару раз в день выдавая по куску хлеба и миске жидкой похлебки, втайне надеясь, что дети застудятся и помрут сами, не заставляя её брать грех на душу. Брат с сестрой, слишком маленькие, чтобы понимать, за что судьба к ним так жестока, лишь грустно глядели на проходящих мимо людей белыми, как снег, и такими пугающими глазами.