– Подожди, – сказал Ибрагим, вспомнив о Джоди и освобождаясь от объятий. Он оглянулся в поисках мальчика, но Джоди нигде не было. Он словно растворился в толпе.
– Подожди, Михал Алексеевич, – повторил Ибрагим, – Тут мальчик был, маленький такой, лет семи-восьми. Ты не видел его?
– Какой мальчик? Ты с ума сошел? Хочешь гнев государя на свою голову? Идем же скорее, – и он почти силой затащил Ибрагима в карету.
Весь день Ибрагим был немного потерянный. Мальчик не шел у него из головы. Он отдавал приказы, сверял чертежи, разговаривал с государем и подчиненными, но мысли постоянно возвращались к Джоди. Вечером он направил коня не к своему дому, а на городскую площадь, где утром этого дня они встретились с мальчиком.
Вечерело. Какой-то босой мальчишка гонял гусей по лужам. Приманив его, Ибрагим спросил, не слезая с лошади:
– Ты знаешь, где живет китаец?
– Это тот, что колдовством промышляет, – живо отозвался мальчишка, – А как же не знать, знамо дело, знаю, – и он солидно шмыгнул носом.
– Проводишь меня до него? – спросил Ибрагим.
– Э-э-э-э… Мне мамка после вечерней дома быть велела…
Ибрагим кинул ему полушку, которую мальчишка поймал на лету:
– Подождет мамка, – сказал мальчишка, – Я провожу, господин. Езжай за мной, – и он побежал по дороге, сверкая босыми пятками.
Дом китайца стоял на отшибе. Его окружал небольшой пустырь. Сзади дома рос огромный полузасохший дуб, искореженный временем. Под почти голыми, с редкими листьями ветками дуба расположилась жалкая лачуга, наполовину ушедшая в землю, с некрашеными покосившимися окнами без ставен и бычьим пузырем вместо стекол. Остатки забора окружали дом, но забор был такой ветхий и дряхлый, что поскрипывал от порывов ветра, грозясь рухнуть.
Ибрагим постучался в дощатую, грубо сколоченную дверь и увидел, что она открыта. Он вошел.
Весь дом состоял из одной большой комнаты с одним маленьким скособоченным окном. У стены стоял топчан, накрытый цветастыми тряпками, а напротив, у другой стены, прямо под окном – грубый деревянный некрашеный стол. Больше в комнате ничего не было. Пол был земляной.
Китаец сидел посреди комнаты на небольшом коврике, больше напоминающем тряпку. В руках у него были четки. Он молился.
– Здравствуй, – сказал Ибрагим.
– Здравствуй, господина, – ответил китаец почтительно. Он прервал молитву, отложил четки, но не встал.