В эпицентре этого хаоса, за массивным столом, где царил беспорядок из исписанных бумаг и разбросанных блокнотов, восседал сам Григорий Парадоксов. Его внешний вид не противоречил общей атмосфере лаборатории: растрепанные, как будто от мощного взрыва, седые волосы, очки, сползшие на кончик носа, и глаза, пылающие энтузиазмом, – все это делало его похожим на эксцентричного персонажа из мультфильма про сумасшедшего профессора. И, пожалуй, эпитет “сумасшедший” как нельзя лучше подходил к его поведению.
Григорий, казалось, источал энергию такой силы, что воздух вокруг него вибрировал. Он буквально светился от восторга, как ребенок, получивший в подарок долгожданную игрушку. И этой игрушкой, к удивлению Евлампия, был он сам, а точнее – его способность чихать.
“Евлампий, мой дорогой Евлампий!” – воскликнул Григорий, его голос дрожал от волнения и радости. Он резко поднялся из-за стола, и его жесты были настолько порывистыми, что Евлампий невольно отшатнулся на стуле. “Вы – уникальный феномен! Ваши чихи – это… это… квантовые флуктуации, преобразованные в исторические импульсы!”
Евлампий вздрогнул от такого напора. Он не привык к подобным проявлениям чувств, особенно от незнакомых людей, да еще и в столь необычной обстановке. “Квантовые… чего?” – пробормотал он, пытаясь осмыслить услышанное. Слова Григория звучали как обрывки из учебника по физике, переплетенные с терминологией из научно-фантастических романов.
Григорий заразительно рассмеялся, его смех был таким же резким и внезапным, как и его движения. “Ах, Евлампий, это же элементарно! Представьте себе, – он схватил со стола первое, что попалось под руку, а именно – яблоко, по всей видимости, забытое там еще с прошлой недели, – что история – это сложный, огромный механизм. Словно часовой механизм, состоящий из бесчисленных шестеренок, где каждая деталь влияет на ход времени. Этот механизм постоянно вращается, и каждая его часть выполняет свою строго определенную функцию. Так вот, каждый ваш чих – это крошечный камушек, попавший в этот механизм. Маленький, едва заметный камушек.” Григорий начал вертеть яблоко в руках, словно рассматривая его под мощным микроскопом. “Один камушек, конечно, ничего не изменит. Но представьте, если таких камушков будет много? Если эти камушки начнут попадать в механизм не хаотично, а с определенной частотой? Тогда все может перевернуться с ног на голову!” Он откусил внушительный кусок яблока, не отрывая взгляда от Евлампия.