– Что-то не верится…
– Видел это так же хорошо, как вижу сейчас вас.
– Удивительно… Тогда за бабушку!
Марианна опрокинула остаток вина в рот. Волк последовал её примеру, покатал плотную, сахаристую жидкость во рту, прежде чем проглотить.
– Айсвайн – шедевр германского виноделия. Ешьте суп, моя дорогая Марианна, сейчас он откроет вам новые грани вкуса. Знаете, как его делают? У нас в Баварии оставляют часть урожая рислинга не снятым на лозах до первых заморозков. Когда лужи подёрнутся льдом, ягоды сморщатся и потеряют большую часть влаги, зато их мякоть станет сладкой и насыщенной. На один штоф вроде этого уходит более трёхсот фунтов подмороженного винограда – настоящее сокровище! Когда пью айсвайн, я особенно остро чувствую гордость оттого, что в моих венах течёт баварская кровь.
– Далеко же вы забрались… Я саксонка только наполовину, – смутилась почему-то Марианна.
– Лучшую половину, уверяю вас! – галантно успокоил её волк.
– А где всё-таки бабушка?
– Устраивает ваше будущее, дорогая моя, – туманно ответил волк и подлил вина.
К тому времени, как штоф опустел, совсем стемнело. Небо заволокло тяжёлыми тучами, подсвеченными сверху лунным серебром, и оттого ещё более тяжёлыми и грозными снизу. Жалобно скрипнула рама под порывом ветра, завыло утробно в камине. Где-то вдали, над плешивым Броккеном, треснул, разрываясь, небесный холст, сверкнуло на миг сияние в прорехе и угасло.
– Я не могу отпустить вас в такую погоду, юная фройляйн, – сказал волк.
Он подошёл сзади совершенно бесшумно, и Марианна от неожиданности вздрогнула.
– Ложитесь спать в бабулиной спальне, а я переночую здесь, на софе.
Острый запах опасности достиг ноздрей, пугающий и волнующий. Она побледнела, отвела взгляд, и это не ушло от внимания волка.
– В спальне крепкая дверь с надёжным запором. Вам совершенно нечего опасаться, но, если так будет спокойнее…
– Спасибо, – сказала Марианна.
Она поднялась в спальню и задвинула засов.
Марианна долго лежала в темноте. Бледные лучи фонаря пушистым веером качались на потолке. Выпитое вино не давало заснуть, оно томило, требовало этой ночью чего-то большего, чем сон. Коварное, баварское, оно струилось по венам, тревожило волчьим мехом их нежные стенки, навевало видения, от которых тело Марианны вспыхивало острым, постыдным удовольствием. Она вдруг поняла, кем стал этот странный волк для бабушки, и попыталась вызвать отвращение, представив их вместе, но вышло иначе.