– Не поминай беса! – Нядми в углу сунул правую руку за пазуху, но освирепевший Онуфрий перехватил его движение, бухнул прикладом, как дубиной, тот свалился без чувств. Старатель обернулся к Веденину:
– Не дошло? Тебя…
Мартемьян слышал, что Омель – зырянский дьявол темных языческих мифов, исчадие глубин первичного океана, представление о котором, однако, поддерживалось наукой палеонтологией. И эта мысль нежданно, в один миг вернула ему способность к действию.
– Онуфрий Алферович! – сказал он со всей доступной рассудительностью. – Вы говорили о божьем промысле, обратимся же к нему!
В озверелых глазах промышленника словно что-то мигнуло. Мартемьян продолжал, стараясь, чтобы между словами нельзя было ничего вклинить, точно у лектора на кафедре:
– Знаю средство выявить вора, данное свыше еще во времена ветхого Ветхого Завета. Для этого необходима жертвенная птица, святые праведники обычно брали петуха, однако пятикнижие Моисеево разрешает при отсутствии такового замену любым экземпляром мужеска пола…
– Копченых-то тут запасено по пролету… – почти не шевеля даже губами, выдохнул Олек, и ресницы его затрепетали надеждой.
– Итак, возьмем зажаренную птицу, обращаю ваше внимание, Онуфрий Алфер-ч, приготовленную без посуды, поэтому ваше древлее благочестие отнюдь не оскорбляется. Споем над нею вместе любой из псалмов Давидовых, после чего возложим на нее десницы. У вора десница сразу почернеет и отсохнет.
– Грех против третьей заповеди. Сме-ерт-ный, – усмехнулся в бороду старатель.
– А потому еще раз обыщем всю избу, – согласно кивнул Мартемьян.
Разделили избу, кому где искать, и работа закипела. Мартемьян перебрал поленницу дров. Олек перетряхнул все до тряпочки на полатях. Нядми подвигал в красном углу икону, стоявшие возле нее корзины, где предыдущие ночевщики оставили запас муки и крупы. Онуфрий лишь зыркал пронзительно, а когда все до вершка было обыскано и чуть ли не просеяно, бросил:
– Полез за птицей, а вы чтоб ни гугу.
Перекладины лестницы на чердак гнулись и скрипели под шестипудовым телом. Возился там, возился, наконец спустился, держа ощипанную мерзлую тушку глухаря:
– Чтоб все как у праведников. Ты, самоед! – ткнул «зауэром», с которым не расставался, в сторону ненца. – Крещеный?
– Пустозерский отец-часовенник Васильем нарек, – готовно вытащил нательный крестик Нядми.