– У нас что-нибудь есть на Федерико?
– Не особо, – Чиччо вздыхает. – Он общался с Анджелой, но это не кажется странным, учитывая, что они снова видятся.
Меня передёргивает от одной мысли о её предательстве. Но теперь, когда первые эмоции улеглись, начинает закрадываться сомнение.
Замешан ли Федерико? Он мог зайти так далеко? Нет.
Я вспоминаю страх в глазах Анджелы, когда вызвал её на чистоту перед Федерико. Если бы он был в игре, она бы не боялась. Значит, кто-то ещё…
Я сжимаю кулаки так, что пальцы хрустят.
– Я хочу, чтобы за это кто-то заплатил! – рычу я.
– Чиччо, скажи Микки, что я хочу записи с камер в этом отеле и из гаража «Ди Маджио» тоже, – спокойно, но жёстко добавляет Домани.
– Сделаю, Дом, – отзывается Чиччо. Затем слышится пауза. – Oh buongiorno, синьора Бьянки – О, доброе утро, синьора Бьянки.
Я тут же напрягаюсь, выпрямляясь в кресле.
– Привет, Чиччо, рада тебя слышать, – раздаётся в телефоне счастливый, тёплый голос. – Если ты разговариваешь с mia bel polpetta – с моей красивой фрикаделькой, скажи ему, чтобы он поскорее вернулся домой, per favore – пожалуйста.
Чиччо запинается.
– Эм… босс?
Домани хрипло фыркает.
– Polpetta – фрикаделька?
Я закатываю глаза.
– Скажи mia patatina – моей картошечке, что я с ней разберусь, когда вернусь домой.
Её звонкий смех раздаётся на фоне, прежде чем я сбрасываю вызов. Тишина в комнате кажется оглушающей. Моя улыбка исчезает. В голову закрадывается мучительная мысль: а вдруг это последний раз, когда она говорит со мной с такой любовью?
– Мы разберёмся с этим, Габ, – твёрдо говорит Домани.
Я сжимаю пальцами виски.
– В любом случае, я должен рассказать ей про Анджелу.
– Я не говорю тебе не делать этого, но дай мне пару дней, чтобы во всём разобраться, – отвечает он. – Я знаю, что ты любишь Беа и не стал бы делать с ней такое. Кто-то подставил тебя.
Он кладёт руку мне на плечо. Я киваю, но в душе всё гудит, как электрошок. Я никогда не был суеверным человеком, но в этот момент не могу не задуматься: а вдруг это карма за всё дерьмо, что я совершил в жизни?
Мысль, преследовавшая меня с детства, всплывает вновь.
Я не заслуживаю счастья.