Формальные записи: «пограничное расстройство», «истерические эпизоды», «попытка побега». Малек скользил взглядом, не вчитываясь.
Потом – свидетельства. Чистые, гладкие, вылизанные до фальши. «Говорила о голосах». «Читала по ночам». «Видела то, чего не было». Всё это звучало слишком аккуратно. Малек видел такие показания раньше – их пишут не врачи, а люди, которым сказали, как надо писать.
Он закрыл папку, отложил её в сторону.
Всё это – только пыль. Настоящее – там, в заброшенном доме, где когда-то молились те, кто создал эту девочку такой. Он вспомнил запах дома – сырость, гнилое дерево, следы ладоней на стенах. Там был страх – не абстрактный, а физический, впитавшийся в штукатурку. Страх, который живёт дольше, чем люди, и выживает даже тогда, когда дом пуст.
Малек посмотрел на книгу. Эта книга – совсем другое. Это не личная история. Это не про Викторию. Это про всех сразу. Книга Апокалипсиса – не просто текст, а форма, которая ждёт, пока кто-то её заполнит. Никто не смог её прочитать – у них не было ключа, не было кода. Но они верили, что если просто владеть ею – это уже даст власть. Власть без смысла, как корона без народа.
И всё же кто-то пришёл сюда. Кто-то знал, где она лежит. Кто-то тронул её, но не решился забрать. Значит, боятся. Значит, понимают, что просто держать книгу – не то же самое, что ею владеть.
Малек налил себе чая. Тьма за окном сгустилась. Он знал, что за ним наблюдают. Но то, что пришли прямо в кабинет – это было новое.
Он взял книгу, открыл первую страницу. Символы смотрели на него – не буквы, не знаки, а узоры, похожие на древние звёздные карты. На пыльные схемы миров, которых больше нет.
Он закрыл её и поставил на место, чувствуя непривычную тяжесть от книги.
***
Кафе на окраине.
Кафе стояло на углу серой улицы между двух обшарпанных жилых домов. Малек нашёл его не сразу. Названия на фасаде не было, только облупленная деревянная вывеска, на которой когда-то значилось что-то вроде «Kavárna U Lípy». Теперь там остались только первые буквы – «Ka» – будто кто-то начал стирать память об этом месте, но не закончил.
Внутри пахло сразу всем: залежавшимся кофе, старым маслом, мокрой одеждой, землёй с чьих-то ботинок и чем-то едким, словно здесь когда-то мыли полы керосином. Малек вошёл и первым делом ощутил, как влажный воздух прилип к его коже – неприятно липкий, как пот на спине, когда за тобой следят. Это не уютная кофейня, где пахнет свежей выпечкой, а какое-то убогое место, где кофе всегда слишком горький, а сахар в пакетиках липкий от чужих рук.