– Эх, ухнем! Да еще раз ухнем!
Чтобы чем-то занять мозг, пою песни или считаю удары киркой. На меня нападает какое-то остервенение. Ярко воображаю, как моя кирка входит в породу, словно в мягкий пух, вгрызаюсь в нее, будто она не имеет ни веса, ни плотности. Постепенно замах становится точнее и мощнее, комья земли и камней разлетаются от меня, в разные стороны; где-то на пятой тысяче кирка попадает в огромную глыбу руды. С силой ударившись в твердь, сталь пружинит и, неловко меняя траекторию, попадает по ноге. Сильнейшая боль затмевает мне мозг, в глазах кровавая пелена от страха за ногу. Помню: по-звериному дико заорал, но вдруг перехватило горло. Захлебываюсь криком и не могу дышать, и еще откуда-то сверху здоровенным великаном наваливается темнота.
–Лену-уся, ну хватит, вот проказница, – мои безуспешные попытки поспать жена игриво прерывает тем, что щекочет губы перышком из подушки. Вынужденно открываю глаза и вижу счастливое, смеющееся лицо жены.
–Хватит спать, соня, вон солнышко давно стучит лучами в наше окошко, ты погляди во двор.
–Ле-ен, ну дай поспать еще капелюшку, – чуть приоткрываю веки, и они тут же сами собой закрываются. Лена водит перышком по губам, а я снова дергаю головой. Щекотно, перышко игриво скользит по губам не давая уснуть.
– Ле-ен, я тебя люблю.
– И я тебя люблю, моя соня-засоня.
Нежный голос жены мягким бальзамом влился мне в уши. Я в попытках ее поцеловать дергаю головой, обо что-то больно ударяюсь, открываю глаза и вижу юрту и Ашу в ней. Он терпеливо вливает в меня кумыс. Пока я смачно глотаю живительную жидкость, мой затуманенный взгляд натыкается еще и на Татума, сидящего поодаль.
–Ну, слава богам, очухался, – добросовестный Аша довольно улыбается. – Благословенный кумыс и мертвого подымет.
–Хех, Локус! Ну и заставил ты нас побеспокоиться. Второй день на руднике, и такое из ряда вон происшествие, – Татум делает огромные глаза и разводит руками. – Меня опять посещают мрачные мысли о некоем злом духе, обитающем на руднике.
– Сплюнь, Татум, сплюнь, – Аша шепчет слова какой-то молитвы.
Я, кряхтя и охая, не без помощи Аши принимаю вертикальное положение, прислоняясь спиной к каркасу юрты, в голове, словно карусель включили. Мокрый от пролитого кумыса, весь в карьерной глине, а в теле слабость, и голова гудит, как растревоженное осиное гнездо. Да уж, досталось мне на орехи.