Моя третья ночь в этом жестком мире, не отличимом от Реала. И я – все еще под плинтусом. Фи, фи, фи. Грязный рудокоп в одежде их мешковины, руки в кровавых мозолях, но с дорогим кольцом на пальце. Вытянув палец перед носом, смотрю на него. Камешек тускло отсвечивает блеклым светом, словно спит. Может продать? Выкуплю себя. Нет! Ни-за-что! Пробьемся и все порешаем, я не лох, который год будет долбить породу, ожидая окончания срока, а после с голым задом пойдет восвояси. А главное, куда пойдет? Я совсем не хочу уходить от оливковых глаз. Думаю, этот турнир и есть мой шанс быстро поднять свой статус в Вирте, одним махом я стану богатым и влиятельным. На правах победителя потребую руку принцессы, и этот надутый, пузатый старикашка никуда не денется, отдаст за меня свою дочь, как миленький. От этих мыслей я, как кот, зажмурил глаза и мечтательно заулыбался.
Освежающий ветерок разбуркал быстрее, чем традиционная утренняя чашка кофе, когда мы ранним утром гуртом вышли на построение.
Бригадир бодрым, жизнерадостным голосом рапортует шефу о результатах вчерашнего рабочего дня. Судя по довольному лицу Татума, потрудились мы ударно. Важно выслушав доклад, Татум толкает вдохновляющую на новые свершенья речь, мы, с радостными рожами, выслушиваем и идем завтракать. Кормят в этом заведении недурно, благодаря поварскому мастерству Аши. Позавтракав, рудокопы собирают свои средства производства, и мы, не спеша, идем к карьеру.
Ветер еще прохладный, но солнышко уже высоко, и берет бразды правления в свои нежные теплые лучики. Вездесущие жаворонки поют жизнерадостные песенки о небе, о просторе, о нежной травке и вкусных букашках, у речки шумит камыш, создавая благостную атмосферу. Лето только началось, наперебой стрекочут кузнечики, словно рассказывают нам новости, но мы не вникаем, нам не интересны их дела, а им наших забот не понять. В этот чудесный день, вместо наслаждения природой, надо снова долбить породу.
А вот и карьер. Бригадир, ухмыльнувшись, пальцем вниз отправляет меня снова в яму. Я показываю ему израненные ладони, но его равнодушный к чужим страданиям взгляд четко дает понять, что тут не детский сад, никто о тебе маленьком заботиться не будет. И вот мои стопы глухо стучат об узкие ступеньки лестницы, ничего не поделаешь – спускаюсь в яму. Кое-как обматываю ладошки тряпицей, хоть немного защищу, про перчатки, кажись, тут никто и слухом не слыхивал.