Так понемногу мы корчевали лес, очищали и сеяли рожь, лён, коноплю, а потом и картошку. Скотины у Дениса развелось много – всякая живность была. У него никогда её не съедал волк, не задирал медведь. Это Настя, как сказка, теперь бы я не испугался, хотя и старик, а тогда всего…
Мой Конка с Семёном, бишь с сыном Дениса, ездили в Елабугу (как мне говорил Конка) вёрст эдак шестьдесят будет. Да что я говорю-то, ведь ты мне сказывала, чо училась там в монастыре…
Ой, Настя, я ведь начал калякать про деда Мирона, да вот куда меня занесло…
Так внучка его подросла, стала баской13, – продолжал рассказ дед Тимофей, – у Мирона долгов тоже скопилось много. Как-то вечером Денис зашел к деду Мирону и спросил:
– Пошто долги не платишь?
– Подожди маленько, – отвечал ему дед Мирон.
– Ждать мне некогда! Или отдавай долг, или – в работницы Марфу!
Что было делать? Марфа пошла отрабатывать долги.
Надо сказать, мой Конка сильно любил Марфу, и она тоже любила его. Да и Семён, сын Дениса, тоже полюбил Марфу. Он попросил отца, чтобы тот послал Конку в лес искать лошадей, якобы пропали. Семён напоил работника, чтобы тот подтвердил, будто бы три лошади ушли в лес. Когда лошадей пускают пастись, то на шею им надевают гырлы14.
Конка зашел домой, взял хлеба, ложку соли и котелок, сказав: «Если долго не найду лошадей, то хоть коренья сварю с травой». Травы Конка тоже знал. Ушёл он, и не было его десять дней. Мы со старухой стали думать, что он уже и не вернётся: в ту пору много было волков, медведей. И вот на десятый день, блуждая по лесу, он вышел на какую-то дорогу, присел немного отдохнуть, думая, в какую сторону идти.
Уже стало темнеть, и вдруг показался извоз, эдак лошадей пятнадцать было, а своих-то он не нашёл. Люди его спросили, кто он, да откуда. «Я из Ырга15