На отца Мира жутко злилась, не понимая перемен в его поведении. Как любой подросток бунтовала и ругалась, пытаясь вызвать ответную реакцию, но тот лишь хмурился, бросал что-то резкое и, схватив заплечный мешок, уходил в лес.
Весной и летом в горах было веселее. Природа буйно цвела и благоухала, торопясь успеть за короткий тёплый период возродиться после зимней стужи.
Мире казалось, что отец тоже словно оттаивал, переставал злиться по пустякам и метаться между обрывом и домом. Летом они почти ладили, даже на рыбалку ходили вместе или мастерили посуду из бересты. А вечером, когда закат разливался расплавленным золотом по горизонту, отец брал самодельную свиристель и наигрывал разные мелодии. Обычно музыка была печальной, но очень красивой. Именно поэтому Мира любила лето.
***
Она очнулась от боли. Окоченевшее тело ныло, отогреваясь в теплой комнате. Кожа нестерпимо горела. Мира болезненно поморщилась, пытаясь повернуться. Ее пронзила такая боль, словно со всех сторон в нее воткнули тонкие иглы. «Лучше бы я замерзла там и уснула навсегда, чем теперь так мучиться», – мысленно буркнула она.
В камине трещали дрова, яркие языки пламени плясали, рисуя причудливые тени на стене. Было тихо. Мира попыталась приподняться, но лишь бессильно упала обратно на подушку. Пришлось чуть повернуть голову и скосить глаза, чтобы осмотреть комнату. Кресло пустовало, соболь куда-то спрятался, а может, в лес убежал. Судя по тишине за окном, пурга стихла. За столом тоже никого не было, и на диване, и около окна. Неужели в доме никого нет? Как же она добралась сюда?
Мира прикрыла глаза и прислушалась. Тихо тикали ходики. Трещал сверчок за печкой, да гудело пламя в камине. Присутствие постороннего не ощущалось. В памяти всплыл белый пушистый воротник и шагающие по сугробам валенки. «Привиделось?» – Мира легла на спину и попыталась расслабиться, чтобы уменьшить боль, охватившую тело.
– Неужели я так хочу жить, что сама вернулась в дом?
Скрипнула дверь, и по полу зацокали острые коготки.
– Явился, не запылился, – буркнула Мира. – Куда исчезал опять?
Она говорила, не поворачивая головы, поскольку не сомневалась. В такую глушь в хорошую погоду люди редко заглядывали, а уж сегодня подавно. Звери тоже обходили дом стороной, не связываясь с человеком. Поэтому зайти мог только соболь, которого она однажды буквально выдрала из волчьей пасти, а потом выходила. Зверек так и остался с ней, но временами пропадал неизвестно где. Мира не неволила. Здесь каждый сам по себе, у всех своя дорога.