Он от души опрокинул рюмку, вздохнул, хлопнул смятым газетным листком по белой крахмальной скатерти и спросил, уже без возмущения, а только лишь сокрушаясь:
– Как же это так, Петр Анисимович? Заклеймили неповинного. А я ведь в городе человек новый. Прочной репутации еще не имею. Так ведь и прослыву теперь душегубом.
– Да что вы такое говорите! Тьфу-тьфу-тьфу! – Петр Анисимович принялся отчаянно плевать через левое плечо, а потом стучать по дереву, для чего даже приподнял уголок скатерти, чтобы она не помешала свершиться отведению недоброго. – Я ведь уже сдал в печать специальный номер с опровержением. Аршинными буквами, Иван Никитич, аршинными! будет прописано, что произошла страшнейшая ошибка.
Подали кофе. Под коньячок он показался Ивану Никитичу очень даже недурен. Да и пирог был знатный.
«Надо будет Маланье сказать, чтоб испекла такой. Да только есть ли у нас вишневое варенье? Не припомню, чтобы подавали вишневое. А не посадить ли вишню у дома? Весной в цвету она будет чудо как хороша. Да только будет ли плодоносить?»
Все эти хозяйственные мысли носились в мозгу Ивана Никитича пока он благосклонно выслушивал извинения газетчика.
– А что, Петр Анисимович, вишня у вас своя?
Петр Анисимович заметно распустил озабоченные морщины на лбу, заулыбался:
– Своя, Иван Никитич! Не поверите, своя. Мелкую, конечно, ягоду дает, на стол не поставишь. Но на варенье и на компот в самый раз. Все, конечно, зависит от того, какое лето выдастся. Если дождливое, как, например, три года назад оно было, то почти совсем не уродится. А ежели солнечное, как, к примеру, в прошлом году, то вполне приличные ягоды бывают. А желаете, я вам черенок презентую? Если косточку сажать, то вы до морковкина заговенья ждать будете, а так уже года через четыре, через пять точно снимете первый маленький урожай. Я вам непременно срежу черенков. Там, конечно, есть свои сложности: деревце тепло любит, что и говорить. Я вот свои обе вишни на зиму еловым лапником укрываю.
Иван Никитич сначала живо заинтересовался было выращиванием вишневых деревьев, но потом взгляд его упал на паскудную газетенку, и он снова расстроился и сник.
– Ну скажите, Иван Никитич, как мне просить у вас прощения, – уже совсем по-другому, не суетясь, заговорил газетчик. – Я искренне раскаиваюсь. Что мне сделать? Ну, не увольнять же Артемия!