«Это что же он?.. Никак помер? – подумал Купря, и тут же в голове у него пронеслась другая, глупая, совершенно неуместная в таких обстоятельствах мысль: – А что же теперь с голубями? Если он и вправду помер, то кто же мне теперь голубей продаст?»
Иван Никитич отогнал ненужные сейчас соображения о приобретении птиц, и сделал было шаг, чтобы приблизиться к лежащему на траве телу. Да точно ли это Петр Порфирьевич? Лица было не видно, но волосы и в целом вся фигура были точно такие, как у голубятника. Да и кто мог бы лежать мертвым у него на дворе, как не он сам? Иван Никитич сделал еще один шаг вперед. А вдруг все-таки можно как-то еще помочь? Но тут он как раз рассмотрел, что весь Петр Порфирьевич был промочен пролившимся ночью дождем и покрыт горошинами рассыпавшегося птичьего корма и слетевшими с голубятни мелкими перьями. Почему-то именно эти приметы, а не свернутая на бок голова, убедили Ивана Никитича в том, что его помощь и участие уже не сыграют здесь никакой роли. Ему сделалось страшно.
– Кто здесь есть? Ау! – позвал он, оглядываясь по сторонам. Голос прозвучал слабо, и робкий вопрос не долетел даже до калитки.
– Городовой! Эгей! Кто-нибудь! Люди! – попробовал снова позвать Иван Никитич, не сводя глаз с лежащего на земле неподвижного тела.
«А что, если на меня подумают? Будто бы это я его так? – всполошился вдруг Иван Никитич. – Сейчас войдут, увидят меня над покойником и сразу же обвинят в убийстве! Да нет, чушь! Какой же я убийца?»
Иван Никитич Купря был, и правда, на убийцу совсем не похож. Он был молодым человеком тридцати шести лет от роду, невысоким, плотного телосложения. Бороду он брил, но носил небольшие по моде усики. Особых примет, кроме разве что забавной походки, не имел. Надо признать, что Купря чуть заметно косолапил, а когда стоял или ходил, заложив руки за спину, то особенно приметен становился его кругленький живот. Эти особенности вкупе с его всегда открытым и любопытным взглядом, которым он глядел на мир вокруг, сообщали его облику что-то детское.
– Ты, Ванюша, ходишь, как ребенок, – говаривала жена Ивана Никитича, Лидия Прокофьевна, посмеиваясь.
– Уж как научился, так и хожу, – не обижался он.
Не дозвавшись никого, Иван Никитич этой своей забавной походкой поспешно направился к калитке, в которую вошел пять минут тому назад. Выскочив на Луговую улицу, он суетливо огляделся. По счастью, на углу он тут же заприметил дворника и замахал ему руками: