А гульба за столом разошлась не шуточная, разудалая гульба. Терем от этой гульбы дрожал так, что тараканы, испугавшись за свои неправедные жизни, бросились из пыльных углов наутек и со страху в Москву – реку свалились.
Особенно на пиру Иван Всеславин разошелся. Обычно его и не замечал никто на Москве, а сегодня он такое учудил, что только держись. Такие коленца в пляске выказывал, от которых Иван Родионович Квашня зарыдал в восторге, а княгиня Евдокия Дмитриевна улыбнуться соизволила да плечиком в такт боярской дроби дернула. Всеславин-то улыбку эту заметил да пуще прежнего расплясался. Так и дробит пол ногами, так и дробит. Да не просто дробит, а все больше перед очами княгини вертится, а той тоже люба эта пляска показалась. На самую малость она из-за стола не вышла. Вот позору-то было бы. Только в нужный момент мигнул Дмитрий Иванович стольнику своему и унял тот разудалого плясуна, да в сени прохладиться водичкой студеной вывел. А веселье дальше пошло, другие плясуны между столами выскочили. Особенно смешно Петруша Чуриков отплясывал. Вот где половицы-то поскрипели, вот где им тяжко-то пришлось. Ведь весу-то в Петрушке пудов восемь, никак не меньше. Он когда от пляски умаялся, на скамью с разбегу уселся, так не выдержала скамья удара дородного тела. Развалилась она с треском, а Чуриков под стол кубарем угодил. И ладно бы он просто туда угодил, он там еще на ноги вскочить решился. А силушки у Петруши на троих хватит. Вот и встал он со столом дубовым на плечах. Что тут было: шум, звон, треск, гам, но только все весело обошлось. Князь с боярами посмеялся до слезы, а черные людишки прибрались быстренько да новые блюда к столу подали.
Один только человек за столом не весел был. Сидел он в своем черном одеянии с краю пиршества и хмуро смотрел на веселую катавасию. И столько в нем этой хмурости было, что не улыбнулся он даже ни разу во время всеобщего веселья. Вот крепкий человек. Не чета Пимену. Уж у того-то душа от мучений должна самой твердой коркой зачерстветь, а он только слезы от смеха за столом утирает. Как все смеётся, никому в веселии уступить не хочет.
– Постеснялся бы людей-то простых, – зло подумал архиепископ Дионисий Суздальский, искоса глядя на смеющегося митрополита, – разве так себя должен митрополит вести. Измельчали людишки, ой как измельчали. А всё оттого, что митрополита достойного на Руси не стало. Был бы достойный митрополит, да разве бы так всё было? Да разве было бы столько беспорядка, как сейчас?