Каждое утро я просыпался и первым делом смотрел на его место. Если Бакэ был рядом, это значило, что день не будет таким уж плохим. Если же его не было, я чувствовал тревогу. И это было странно – я переживал, когда его не было рядом. Он словно стал моим маяком, моим единственным ориентиром в этом мире.
Часто я сидел в своей комнате, глядя в окно, и пытался понять, что происходит. Но Бакэ никогда не задавал вопросов. Он просто сидел рядом. И когда я начинал задаваться вопросами, почему мне так тяжело, он делал это странное "мяу", как бы подтверждая мои сомнения. Он словно знал, что я переживаю, и говорил мне, что всё будет так, как должно быть.
Его мяуканье было не таким, как у других кошек. Оно было почти не слышным, но таким глубоким, что казалось, оно доходило до самых скрытых уголков моего разума. Я чувствовал, что он считывает мои эмоции. Когда я был подавлен, он замирал и смотрел на меня с таким выражением, что казалось, он понимал, о чём я думаю. Когда я был в гневе, он спокойно отходил в угол и начинал аккуратно вылизываться, как будто ничего не происходило.
Но иногда, когда я чувствовал себя по-настоящему одиноким, я вдруг обнаруживал его взгляд – спокойный и внимательный, как будто он хотел что-то сказать. Он не мог говорить, но его глаза говорили больше, чем любые слова. Я не знал, почему я так сильно привязался к нему. Это было не просто любопытство. Это было что-то глубже, неведомое мне, но я чувствовал, что он – не просто кот. И что-то в этом было одновременно успокаивающим и тревожным.
Проходили недели, и Бакэ становился для меня не просто питомцем, а чем-то больше. Он стал как часть меня. Я не мог объяснить, почему, но чувствовал, что он понимает меня лучше, чем кто-либо. И чем больше я его наблюдал, тем больше начинал верить, что этот кот – не просто случайность.
Прошло немного времени, но с каждым днём я всё больше ощущал, как пустота внутри растёт. После того как меня отчислили с университета – с медицинского, как будто был обрублен последний мост к чему-то, что я мог бы назвать своим будущим. Работы не было, потому что попал под сокращение, а моя девушка ушла, потому что я был для неё просто неудачником. Но отчисление – это была боль, что не отпускала. Я плевал на биоэтику, плевал на всё, что от меня ждали. Это был мой протест, моя личная революция против системы, которая, как я думал, никогда не примет меня.