Когда же лошадь привели, все увидели, что она превосходна.
Я привел здесь эту сказку не только потому, что неизменно рекомендую родителям и старшим братьям читать хорошую прозу для успокоения десятимесячных младенцев, но и по совсем иной причине. Далее вас ждет рассказ об одном свадебном дне, имевшем место в 1942 году. Рассказ, на мой взгляд, самоочевидный, с началом и концом, и особым предчувствием смерти. Тем не менее, поскольку мне это известно, я чувствую себя обязанным упомянуть, что жениха в настоящее время, в 1955 году, уже нет в живых. Он покончил с собой в 1948 году, отдыхая с женой во Флориде… Впрочем, на самом деле я, вне всякого сомнения, хочу сказать вот что: с тех самых пор, как жених навсегда сошел со сцены, я не могу представить никого, кого бы мог нанять конюхом вместо него.
* * *
В конце мая 1942 года отпрыски – числом семь – Леса и Бесси (урожденной Галлахер) Глассов, в прошлом актеров водевиля Пантэйджеса[1], были разбросаны, цветисто выражаясь, по городам и весям Соединенных Штатов. Я, к примеру, второй по старшинству, лежал в гарнизонном госпитале Форт-Беннинга, штат Джорджия, с плевритом – скромным сувениром в память о тринадцатинедельной пехотной подготовке. Близнецы, Уолт и Уэйкер, к тому времени уже год как разлучились. Уэйкер сидел в лагере для лиц, отказавшихся от военной службы по убеждениям, в Мэриленде, а Уолт был где-то в Тихом океане – или по пути туда – в составе части полевой артиллерии. (Мы так и не узнали точно, где Уолт был в то конкретное время. Он никогда не отличался страстью к письмам, и мы получили очень мало – почти никаких – личных сведений о нем после его смерти. Он погиб в результате несчастного, невыразимо нелепого случая поздней осенью 1945 года, в Японии.)
Моя старшая сестра, Бука, хронологически идущая между близнецами и мной, была мичманом в женском военно-морском резерве[2] и периодически дислоцировалась на военно-морской базе в Бруклине. Всю ту весну и лето она жила в нашей с братом Сеймуром нью-йоркской квартирке, откуда мы практически съехали после того, как нас призвали. Двое младших детей, Зуи (мальчик) и Фрэнни (девочка), были с родителями в Лос-Анджелесе, где отец раскапывал таланты для киностудии. Зуи было тринадцать, а Фрэнни – восемь. Оба они каждую неделю выступали в детской радиовикторине под названием, сдобренным вполне типичной всеамериканской иронией, – «Это мудрое дитя». Я могу также добавить, что в тот или иной период – или, точнее, в тот или иной год – все дети в нашей семье успели побывать еженедельными «приглашенными гостями» «Мудрого дитяти». Первыми в программе появились мы с Сеймуром, еще в 1927 году, в возрасте восьми и десяти лет соответственно, в те дни, когда передача «вещала» из зала для собраний старого отеля «Мюррэй-хилл». Все семеро из нас, от Сеймура до Фрэнни, участвовали в программе под псевдонимами. Что может показаться чем-то неслыханным, учитывая, что мы – дети водевильщиков, секты, обычно не чурающейся публичности, но моя мама как-то раз прочла в журнале статью о том, какие